Салли вздохнула.
— Послушай, дорогая, если тебе был нужен кто-то, кто уверил бы тебя, что все отлично, позвонила бы Лейни, она бы тебя успокоила. Но ты звонишь мне, а ты знаешь, что я не такая. Да и мне не стоило звонить. Так, может, стоит спросить себя, почему же ты просто не позвонила Джиму и не выяснила все у него?
Итак, Хейли позвонила Джиму, и он ей сказал, что у него какое-то раздражение в паху, только и всего. Удивительно было только то, что, пока она не спросила, он ни словом об этом не обмолвился. А ведь Джим всегда жаловался на малейшую боль — будь то заусенец, растянутая мышца или аллергия. Но в куче вещей в их ванной комнате не валялось никакой мази или присыпки от грибка. Хейли села на сиденье унитаза, зажав в кулаке телефонную трубку, словно оружие; она просидела так все утро, голая и дрожащая, и очень долго разглядывала темные волосы в мусорной корзине.
Все это Хейли сообщила мне после того, как мы в первый раз занялись сексом. Все прошло гораздо лучше, чем об этом трезвонят, — хотя она стеснялась своего тридцатишестилетнего тела, а я очень боялся оказаться не на высоте. Ведь предполагалось, что я молодой жеребец — сильный, мужественный, готовый трахать ее во все щели хоть до завтрашнего дня. Такие вот стереотипы, если пойти у них на поводу, могут сыграть дурную шутку: все это ведет к разговорам о том, что «со всеми иногда случается, но только не со мной, о нет».
До этого мы уже больше месяца активно встречались, и все шло своим чередом: долгие исповедальные разговоры, с наступлением ночи переходившие в шепот; розы и нежная переписка по электронной почте на работе; длившиеся часами объятия в машине, после которых она отправлялась домой. Когда мы планировали пойти куда-нибудь вместе, Хейли ехала на работу на машине, а не на «Метро-Норт», якобы потому, что не хотела возвращаться так поздно на поезде, но машина, припаркованная у пожарной колонки перед моим домом, была идеальным местом для длительных прощаний: намного удобнее, чем щупать друг друга на юру моей неогражденной лестничной клетки, вонявшей грязными носками и прокисшим молоком. Не помню, когда я в последний раз так долго целовался. Мне всегда казалось, что поцелуи, за которыми спустя первые десять минут не последовало любовной игры, просто выдыхаются из-за отсутствия цели. Но мы с Хейли могли целоваться часами, так что у нас опухали и трескались губы, немели языки, ломило челюсти, а потом я поднимался к себе в квартиру, чтобы остудить ноющие яйца, и чувствовал в пересохшем горле ее восхитительный вкус, вдыхал ее запах так глубоко, что он сочился лавандовым ливнем прямо в мозг. Казалось, это ребячество — чтобы мужчина моих лет едва добрался до груди своей любовницы, — но было в этом и что-то неудержимо возбуждающее. И коль скоро мы знали, что неизбежно займемся сексом, что секс — побудительная причина всех наших действий, тот факт, что я встречаюсь с матерью-одиночкой, заставил меня с максимальной серьезностью отнестись к тому, как именно секс войдет в наши отношения: я понимал, что я в ответе за нее. К тому же она была красива и привыкла общаться с мужчинами, которые обычно добиваются успеха у красавиц, и я, если честно, боялся, что не потяну.
Но врожденная похоть всегда побеждает, и вскоре все кончилось тем, что мы лежали, голые и потные, в моей постели. Мы дали выход накопившемуся за месяц желанию, несколько раз занявшись необузданным, необыкновенно страстным сексом, мы испробовали все, что только можно. Когда все закончилось, мы лежали рядом, не двигаясь и тяжело дыша, на моих измятых простынях. Пот остывал и высыхал на коже, а мы лежали, словно два раненых солдата на поле битвы.
— О боже, — задыхаясь, тихо проговорила Хейли. В полумраке спальни ее глаза были широко раскрыты, и в них читалось недоверие.
— Кто бы мог подумать? — согласился я.
— Ну, у меня были подозрения, — призналась она, поворачивая голову и слизывая пот с моей шеи.
Я протянул к ней руку, и она мягко подвинулась ко мне, положила ногу мне на бедро и опустила голову на мою грудь.
— Мы идеально подходим друг другу, — сказала она.
Я поцеловал ее в макушку и почувствовал, как мои глаза непонятно почему наполняются слезами. Я бывал и по другую сторону баррикад и знаю, что слезы после секса можно расценить как дурной знак, поэтому я закрыл глаза, надеясь, что Хейли не посмотрит на меня. Кажется, она догадалась, но не стала задавать мне вопросов. Она просто прижалась губами к моей груди и положила руку на дорожку волос посередине моего живота. Спустя минуту она поинтересовалась:
Читать дальше