Джонатан Троппер: Самое время для новой жизни

This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency

Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко

© Jonathan Tropper, 2000

© Л. Тронина, перевод на русский язык, 2015

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2015

© ООО “Издательство АСТ”, 2015

Издательство CORPUS ®

Джек ведь кинозвезда, то есть может позволить себе кой-какие вольности по части скандального поведения. Но, когда он заявился в ресторан на вечеринку по случаю тридцатилетия Линдси, едва держась на ногах, разбил нос очень уж заботливому метрдотелю, наблевал в горшки с гладиолусами, стоявшие рядком на низеньких подоконниках “Торре”, и наконец рухнул замертво в кресло у нашего столика, весело не было никому. Ни Линдси, которая, бросив: “Да гори оно все”, направилась к бару заказать еще водки. Ни Чаку, который вытряхнул в салфетку лед из бокалов и, бормоча проклятья Джеку, побежал на кухню выхаживать метрдотеля. Ни Элисон, которая вскочила и, не на шутку перепуганная, стала приводить Джека в чувство, осторожно похлопывая его по щекам, прикладывая ко лбу мокрую салфетку и твердя как заведенная: “Господи, Джек, да очнись же”. Ни мне самому, который, не найдя, что тут еще можно сделать, встал из-за стола и под неодобрительное молчание хорошо одетой ресторанной публики последовал за Линдси.

Признаюсь, мне все-таки было весело – чуть-чуть. Нечасто такое увидишь.

– Ты как, Линдси? – спросил я.

Она запрокинула голову и залпом осушила стопку. Из невидимых колонок за нашими спинами сочилось какое-то музыкальное успокоительное вроде “Янни”.

– Ну, если сравнивать с ними, – она глянула на Джека и Элисон, – так у меня все просто замечательно. Вот засранец.

– Повторите, – крикнул я бармену, который нашел в себе силы на минуту оторвать от Линдси пылкий взгляд и выполнить заказ.

– Как думаешь, узнали его? – спросил я, оглядывая зал.

– Мне все равно.

– Твое здоровье, именинница.

Мы чокнулись и опрокинули еще по стопочке.

– Если б узнали, наверное, не сидели бы так спокойненько, – заметила Линдси. – Не каждый день на твоих глазах себя гробит настоящая кинозвезда.

– Хорошо, что его не задержали.

– Вечер только начинается.

– Надеюсь, метрдотелю не очень досталось, – сказал я и сморщился, вспомнив, как бедняга едва устоял на ногах после удара, как хрустнул его нос, повстречавшись с кулаком Джека.

Обычно раздаваемые Джеком затрещины подкреплялись аудиоэффектами. В реальности удар отозвался пугающим глухим звуком и показался от этого еще беспощаднее.

– Очень хочется вас спросить, – обратилась Линдси к бармену, – можно перестать пялиться на мою грудь?

Бармен, зобатый дядя лет сорока с подкрученными вверх усами, аж задохнулся от неожиданности и быстренько ретировался к дальнему краю стойки. Он вытащил какую-то тряпку и принялся усердно оттирать несуществующее пятно.

– Точно все нормально? – спросил я.

– Мог бы делать это не так откровенно, – сказала Линдси с досадой.

– То есть тебя разозлило не то, что он пялился, а то, что пялился слишком неуклюже?

– Заткнись, Бен.

Тут из кухни вернулся Чак. На лбу, пониже наметившейся лысины, блестели капельки пота.

– Господи, ну и жарища там.

Наутро Чаку предстояло оперировать, и он, как обычно в таком случае, заказал содовую со льдом. Бармен обслужил Чака, глядя в сторону, и тут же снова удалился в другой конец бара.

– Как метрдотель? – поинтересовался я.

– Выживет. Получил ушиб переносицы, несколько дней чихать будет больно. Я пообещал ему позвонить насчет лекарств. Как поживает мистер Голливуд?

Обернувшись к нашему столику, мы увидели, что Элисон наконец воскресила Джека и теперь насильно вливает в него стакан воды, отчего его коричневая рубашка покрывается темными влажными пятнами. В полумраке ресторана бледное лицо Джека приобрело желтушный оттенок, он казался изможденным и больным.

– Выглядит получше, – сказал я как можно убедительней.

– Я, чувак, знаешь ли, встречал наркоманов, которые выглядели куда лучше, – фыркнул Чак.

– Избавь нас, пожалуйста, от жутких подробностей своей светской жизни.

– Поцелуй меня в зад, – ухмыльнулся Чак.

Он почему-то упустил тот момент, когда все мы выросли из словечек типа “чувак” и “поцелуй меня в зад”, и упорно цеплялся за эти анахронизмы, будто надеялся с их помощью замедлить процесс облысения.