Джонатан Троппер - Самое время для новой жизни

Мы с Линдси увидели, как Чак притянул девушку к себе и что-то зашептал ей на ухо. Та затряслась от смеха и чмокнула его в щеку.

– А он кое-чему научился, – заметила Линдси. – И это, видимо, твоя заслуга.

– Еще б заставить его использовать свои способности во благо, – откликнулся я рассеянно и глотнул пива.

– Ты что-то загрустил.

– Просто задумался.

– О чем думаешь?

– Стоит ли грустить.

– Узнаю старину Бена.

Мы еще немного помолчали.

– Развожусь, – сказал я наконец.

– Да ты что! – она искренне удивилась. – Я слышала, что вы разъехались, но подумала: временные трудности, бывает. Подумала, что все уже наладилось.

– Не знаю, – ответил я, хотя на самом деле, конечно же, знал. – Возможно, единственной трудностью были как раз попытки все наладить.

– Мне очень жаль, – Линдси не лгала.

– Пожалуйста, сменим тему.

– Пишешь сейчас что-нибудь? – спросила она. Опять не то.

– В “Эсквайре”? – уточнил я. – Еще как.

– Уже пишешь большие статьи?

– Не-а. Продолжаю составлять списки.

В “Эсквайре” списки просто обожали: “7 главных упражнений для брюшного пресса”, “10 советов по уходу за собой перед самой важной ночью”, “30 фактов, которые вам следует знать о ваших деньгах”. Сначала попотей над списками, а там дорастешь и до серьезных статей, считали в “Эсквайре”.

– А твой роман?

– Уж и не помню, когда к нему прикасался.

– Почему?

– Есть у меня такая привычка – резину тянуть, но, может, обсудим это как-нибудь в другой раз?

– Ха-ха.

– Сам не знаю, – сказал я и раскусил кубик льда. – Все из-за главного героя. Уж очень он автобиографичен.

– И что?

– Стимула нет.

– Бедный Бен, – бросила она.

– Бедная Элисон, – отбил я.

– Бедная я, – заключила Линдси. – Мне сегодня тридцать. Можешь себе представить?

– Могу. Самому месяц назад тридцать стукнуло.

Линдси приоткрыла рот от удивления, повернулась ко мне с печальной улыбкой и обхватила руками мою голову:

– Вот тебе раз. Я совсем забыла. – Она наклонилась ко мне и мягко поцеловала в губы. – С днем рождения, Бенни.

Поцелуй и это ласковое прозвище вернули меня на шесть лет назад, когда мы с Линдси еще были вместе. Закон групповой динамики: компания друзей не сплотится по-настоящему до тех пор, пока все не окажутся вовлеченными в какие-нибудь запутанные любовные отношения. Именно запутанные, иначе все просто переженятся, и дружбе конец. В нашей компании Элисон любила Джека – без устали и без взаимности, маскируя любовь материнской заботой, потому что так было удобнее для всех, Чак счастливо любил сам себя, а я любил Линдси. Поначалу, в университете, когда мы встретились и подружились, я просто хотел ее, но со временем моя страсть расцвела в настоящее, зрелое, горько-сладкое чувство, которое оставалась невысказанным до самого выпускного вечера. Линдси знала о моей любви и знала, что я это знаю. Она никогда не целовала меня по-настоящему при встрече или на прощание, всегда умудряясь коснуться губами только краешка моего рта. Если мы шли куда-нибудь впятером, всегда садилась рядом, вроде бы случайно. Только я провожал Линдси до общежития по вечерам, хотя Чак жил с ней по соседству. Короче, всё было очевидно, однако ни один из нас не хотел, чтобы дружба переросла во что-то большее до окончания университета. Наверное, мы с ней просто боялись потерять друг друга навсегда, если вдруг ничего не получится. По крайней мере таков был, я думаю, ее резон. Я бы, пожалуй, рискнул, но не сомневался, что в ответ услышу мягкое, но решительное нет. В университете я не спал с девушками направо и налево, как Чак, а до Джека, которого уже следовало включить в расписание вводных лекций для первокурсниц (простите за двусмысленность), мне и подавно было далеко. Но я, парень, в общем, интеллигентный и начитанный, этакий Кларк Кент (только без двойника-Супермена), тоже имел кое-какой успех и пользовался его плодами, потому что мои нерастраченные чувства к Линдси достигали порой точки кипения и необходимо было их на кого-нибудь выплеснуть.

На вечеринке через день после вручения дипломов мы с Линдси танцевали, как обычно, только чуть ближе, чем положено друзьям, и она спросила меня:

– Что же ты решил делать дальше, Бенни?

– Я уже говорил тебе, – ответил я. – Пару-тройку месяцев попишу, а потом попробую устроиться в какое-нибудь издательство.

– Да нет. – Ее гибкое тело вдруг замерло, она подалась назад и заглянула мне в глаза. – Я спрашиваю, что ты решил насчет меня?