Маркус Зузак - Я – посланник

Однако ему приходится задержаться еще минут на десять, – я очень тяжело переживаю открывшееся мне истинное положение вещей. Стою столбом и не могу смириться, что все обстоит именно так, как он сказал.

– Слушай, мне действительно пора, – говорит он снова.

И голос его звучит очень решительно.

С трудом передвигая ноги, я бреду к двери.

Мы прощаемся на крыльце, и он выходит на улицу.

Тут я понимаю, что забыл спросить, как его зовут, но, похоже, это очень просто узнать.

Этот поганец навряд ли забыл упомянуть свое имя.

Вон он, идет по улице. Вытаскивает на ходу блокнот и что-то черкает.

И тут в голову приходит мысль: а почему бы мне самому обо всем этом не написать? В конце концов, именно я сделал всю работу!

А что? Начну прямо с момента ограбления банка.

Как-нибудь так: «Грабитель оказался полным придурком».

Правда, скорее всего, он меня уже опередил.

На обложке все равно будет стоять его имя, не мое.

И вся слава достанется тоже ему.

Ну или помои – если книжка выйдет хреновой.

И тут я вспоминаю: а ведь я, я привнес жизнь во все эти страницы! Это я…

«Хватит, Эд».

Ага, это внутренний голос. И говорит он очень громко.

В течение дня я хожу задумчивый – хотя и стараюсь гнать от себя все мысли. В папке действительно, как он и предупреждал, всё. Все сюжетные ходы записаны, все люди охарактеризованы. Накорябанные каракулями наброски скреплены степлером. Начала и концы сходятся и соединяются.

Так проходит час за часом.

А потом и день за днем.

Я не выхожу из своей хибары. Не подхожу к телефону. Почти не ем. Швейцар сидит рядом. Минуты тикают, одна за другой.

Долгое время я сам не могу понять, чего я сижу и жду. А потом до меня доходит: все именно так, как он сказал.

Видимо, я жду, когда же начнется жизнь, не описанная на страницах его книги.

Однажды вечером я слышу стук в дверь – такой же уверенный, как тот, когда приходил парень с папкой. Однако на растрескавшемся крыльце стоит Одри.

На мгновение она отводит глаза, а потом просит разрешения войти.

В прихожей она приваливается спиной к двери и говорит:

– Эд… А можно… можно я у тебя останусь?

Я подхожу и говорю:

– Конечно, ты можешь остаться у меня на ночь. Но она лишь качает головой, водя взглядом по полу. И так же, не поднимая глаз, идет ко мне и кладет руки на плечи:

– Не на ночь. Навсегда.

Мы опускаемся на пол – прямо в прихожей. И Одри меня целует. Наши губы встречаются, я чувствую вкус ее дыхания, втягиваю – снова и снова – в себя ее аромат. Внутри меня все облекается в ее красоту. Я ласкаю ее светлые волосы. Дотрагиваюсь до гладкой кожи шеи. А она прижимается ко мне в поцелуе. Долгом-долгом.

А когда мы отрываемся друг от друга, подходит Швейцар и садится рядом со мной.

– Привет, дружище, – говорит Одри.

Теперь она смотрит мне в глаза. И я вижу, что она счастлива.

Швейцар оглядывает нас. В его глазах мудрость старости. Он говорит: «Ну наконец-то, чудики вы мои».

В прихожей мы сидим не меньше часа – мне так много нужно рассказать Одри. Она внимательно слушает, поглаживая Швейцара. Одри верит каждому моему слову. И я понимаю: она всегда мне верила.

Я уже собираюсь окончательно расслабиться, как вдруг возникает последний вопрос. Пытаюсь его задавить в зародыше – не тут-то было.

– Папка, – бормочу я.

Вскакиваю и бегу в гостиную. Падаю на колени и быстро перебираю бумажки. Роюсь в записях. Ковыряюсь и вытряхиваю листочки.

– Что ты делаешь? – любопытствует Одри.

Оказывается, она подошла и стоит надо мной.

А я поднимаю взгляд и говорю:

– Ищу запись про… нас. Про это, – и показываю сначала на нее, потом на себя. – Ищу запись, в которой мы вместе.

Теперь рядом со мной на колени опускается Одри. И кладет ладонь на руку, – брось, мол, эти бумаги.

– Мне кажется, здесь этого нет, – мягко говорит она. – Я думаю…

И нежно берется ладонями за мое лицо. Вокруг нее горит оранжевый вечерний свет.

– Я думаю, этот момент принадлежит только нам с тобой.

Уже вечер, и мы с Одри и Швейцаром пьем кофе на крыльце. Пес улыбается, вылакав свою порцию. И, как всегда, заваливается спать около двери. Кофеин, похоже, больше на него не действует.

Пальцы Одри сплетены с моими. Дневной свет постепенно сходит на нет, и я вспоминаю сказанное этим утром: «Если уж ты смог выбраться из болота и выполнить те поручения, значит, все это могут! Не исключено, что каждый из нас просто не знает границ своих возможностей».