Живко Чинго - Большая вода

Кейтен был одним из тех бедолаг, которых привезли в дом без характеристики, без никакой сопроводиловки. Будь я проклят, сопроводиловки. У него вообще дела были плохи, потому что он и к самим занятиям по характеристике относился безо всякого интереса. Кейтен эти занятия по характеристике просто не переваривал. Они ему были поперек горла. А раз его сон сморил на уроке. Будь я проклят, он заснул. На любом другом уроке такую роскошь можно было себе позволить, на другом уроке немножко поспать было совсем не опасно, более того, это считалось нормальным, естественным. Случалось заснуть и учителям, человек, как говорится, вздремнул. Например, Метеор, наш учитель географии, товарищ Секуле, засыпал не раз и не два, сколько точно, мы не считали. Будь я проклят, мы поспорим насчет Земли и Солнца, насчет того, Земля ли движется вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли (раз Земля двигалась вокруг Солнца, другой раз — Солнце вокруг Земли), и после жестокого препирательства он себе приляжет. А когда все у нас перемешается, когда у нас весь небесный свод перевернется, Метеор примирительно скажет: Ладно вам, дурачье, что прицепились, какая разница, что главнее, Солнце или Земля, Земля или Солнце, главное — вы знаете, что они движутся, хватит вам и этого! Сказал и лег; все объяснил в два слова, умница. Будь я проклят, умница. Однажды Дядя Секуле заснул прямо на Марсе, будь я проклят, захрапел посреди урока. Он увлеченно булькал, как горшок, в котором варится фасоль, и так заразительно, что мы один за другим улеглись за партами, вытянув между ними ноги. Сон распространялся, как насморк. Скоро засопел весь класс, в воздухе послышались всякие звуки, хор, музыка. Будь я проклят, вот это был оркестр, опера. Мы мирно плыли над добродушной планетой Марс, покоряя небо и природу.

Но это был урок географии, разумеется. Ты вот у папочки так засни, на занятии по характеристике. У черта старого, зато занятия у него были интересные, с богатым содержанием. Умел он подколоть, спутать! Будь я проклят, потом век не распутаешь. Папочка так мастерски вел дело, клянусь, самого черта мог заставить в бутылку влезть. В конце концов, в этом и был смысл предмета, главное, чтобы все было как в тумане, неясно. Будь я проклят, позапутаннее. Никогда не поймешь, что к чему. Кто разбойник, а кто честный, кто грабил, а кто стерег? Вот теперь распутывайте, найдите главных героев, кто они, сколько их, где они, и как они ввязались в такое дурное дело. Можешь сколько угодно обмозговывать, а останешься на том же месте, ни на шаг не продвинешься. Клянусь, в большинстве случаев один и тот же и грабил, и стерег. Будь я проклят, один и тот же. Но виновен ли он, следовал вопрос, который ставил нас в тупик.

— Давайте рассмотрим всю его жизнь, — говорил папочка и начинал рассказывать. — У него вся грудь была в орденах. Как вы думаете, товарищи, виноват он или нет, — папочка спрашивал напрямую. Потом мы по порядку, каждый по своему разумению, отвечали.

— Да, виноват, хоть и в орденах.

— Нет, не виноват, с такими-то заслугами. Оплевать человека легко. Он боролся.

— Да, кто боролись, те честные.

— Клянусь, да!

— Нет! — горячо протестовал кто-то. — Нет, — твердил он, не сдаваясь, ему хоть язык отрежь, все равно будет стоять на своем. — Нет!

— Да!

— Нет!

— Да!

— Нет!

— Кто за?

— Кто против?

— Десять, пятнадцать, двадцать — нет.

Судя по ответам, этот человек выходил виновным. Папочка недовольно качал головой, вообще был недоволен. — У вас как будто вместо мозгов песок, — говорил он, — ничего в них не задерживается, а потом подкручивал ус и без устали начинал снова. Но так случалось только вначале, потом даже самые бестолковые поняли, где истина. Будь я проклят, истина. В дальнейшем ответы становились ясными и правильными. Следует признать, папочка нас в пот вогнал, пока объяснял все эти вопросы. — Надо еще работать, днем и ночью, — говорил он недовольно, подводя итоги. Он набирал побольше воздуха и начинал с самого начала. Приводил новые примеры, по второму, третьему, тринадцатому разу рассказывал биографию сбившегося с пути товарища, он был сущий ангел, это мы, слепцы, глубоко заблуждались. Лучше себе язык откусить, чем заблуждаться.

— Как теперь вы считаете, птенчики, — наконец спрашивал папочка, — виноват тот товарищ, который украл?

Первый — нет, тот, который украл, не виноват.

Второй — нет, не виноват, напротив, он честный человек, так я думаю. (Будь я проклят, этот чертенок еще думает.)