Живко Чинго - Большая вода

— Поправится, поправится! — я был счастлив, будь я проклят, я обезумел от счастья, заорал: Поправится!

И папочка, и все остальное начальство сделали вид, будто меня не слышали, молча ушли, не обращая внимания на мою выходку.

Болезнь Кейтена захватила меня полностью. Я не заметил, как пришла весна, затем лето, затем зима. Казалось, что мы болели вместе. Будь я проклят, вместе. Видно было, что его душу жгли мучительная лихорадка и страх. По лицу, голове, рукам, ногам, по всему телу у него пошли черные пятна. Все это время он не открывал своих ясных глаз. Спал странным долгим сном. Будь я проклят, он болел тысячу лет.

Спасение пришло, откуда его не ждали. В доме жил милый, незаменимый человек, Верна Яковлеска, жена Аритона. Она редко выходила из своей комнатки, держалась обособленно, тихо. Говорили, что старушка не совсем в себе, немного тронулась, и папочка держит ее взаперти. В войну у нее расстреляли единственного сына, значит, у папочки был сын. Будь я проклят, сын. Ходили и другие слухи, но вблизи ее никто не видел, она жила, как ночная птица, как сова. Долгое время мы даже не знали, что она здесь, в доме, как будто ее и не было среди нас, среди людей. В первый раз мы увидели ее в ту самую ночь у воды, тогда она показалась нам бесплотной тенью, духом. И вдруг она появилась в нашей спальне. Вечером, перед отбоем, мы как раз разбирали постели. Когда она неожиданно показалась в дверях спальни, мы все остолбенели. Конечно, мы испугались ее внезапного появления, ее странного вида. Все так и застыли, кто где стоял, руки не двигались, немыми взорами мы разглядывали эту необычную черную женщину. Она вся была в черном. Будь я проклят, в черном. Она напоминала что-то страшное, смерть, которую мы видели во дворе. Видя наше замешательство, она тоже в нерешительности постояла на пороге, как будто раздумывая. Но потом, будто вспомнив что-то важное, быстро-быстро направилась к кровати Кейтена. В дальний угол комнаты. Будь я проклят, она знала. Мы видели, как она опустилась около его постели, положила руку ему на лоб и нежно погладила его по обезображенному лицу.

— Мой милый, — сказала она тихо и так нежно, что нас как волной окатило, оцепенение и скованность пропали, мы увидели, что это мама, Кейтенова мама. Будь я проклят, наша мама. У нее были ласковые руки, приветливые сияющие глаза, тихий и знакомый голос, милый, материнский, она будила его: — Сыночек, дорогой мой сыночек, — говорила она.

Будь я проклят, мы сразу узнали этот голос. Он жил в нас, незабываемый голос наших матерей. Этот неузнанный голос слышался нам днем и ночью, он вел нас к Сентерлевой вершине. Ох, пусть этот миг длится вечно! Я взмолился, если что-нибудь может не исчезнуть, то пусть это будет любовь наших матерей. О, Боже, все это было так прекрасно, страшно, истинно, ложно, единственно, близко, больно. Будь я проклят, мама. В мире только солнце ярче глаз матери, ее безмерной любви. Единственной, незаменимой любви, клянусь. Сквозь страшный колдовской сон он услышал ее голос, пересохшими губами он в забытьи прошептал:

— Мама, милая мамочка!

Клянусь, в эту минуту его больные глаза блеснули. Первый раз тогда я увидел в них светлую каплю, будь я проклят, он плакал. Кейтен плакал, плакал по-своему, в его глазах играли зарницы, он все делал по-своему. Кейтен, друг мой, я хотел прижать его к груди и никогда не выпускать из объятий. Все-таки он был ребенком, как и все дети в доме. Клянусь, он был ребенком, хотя и был горазд на выдумки и умел вести себя как взрослый. Видно было, что он по-настоящему несчастен, и в груди у него бьется маленькое разбитое сердце. Будь я проклят, он не переставал говорить; повторял, бредил:

— Мама, мама, моя мамочка! — он беспрерывно звал ее, и я видел, видел, как на его лице опять появилась его неизменная улыбка. Будь я проклят, он смеялся.

Друзья мои, в тот день я чуть с ума не сошел от радости! Казалось, страх покинул меня, я видел, что вокруг струилась вода… Клянусь, бескрайняя вода, бесконечная надежда. Будь я проклят, надежда.

Те, кто больше всего пыжились и показывали, как им счастливо живется, и были самыми обманщиками. Я раз видел такого молодца в деле. Будь я проклят, раньше он был горячим приверженцем и дома и начальства. А в тот день, клянусь, ему потребовалась лишь доля секунды. Дело было вечером, после ужина, мы выносили мусор, а этот поганец был старшим по уборке. Будь я проклят, он совершенно забыл про свою характеристику. На этот раз все получилось наоборот, тот, кто должен был нас сторожить, следить за ненадежными, сам сбежал, не сказав ни слова. Я еще не видел, чтобы так улепетывали, сломя голову. Вероятно, начальство тоже было огорошено, наверное не ожидало такого откровенного лицемерия. Но на самом деле не сказать, чтобы кого-то это сильно взволновало, наоборот, говорили, ничего, как ушел, так и вернется. Будь я проклят, по мне этот поганец лучше бы вообще не возвращался. Скоро начали пересматривать характеристики, нам объясняли, что они старые, неполные, стали писать новые. И действительно, доверия уже не было никому. Будь я проклят, все пришлось начать сызнова. Та же липа, та же подлость, то же унижение, та же нелепость, все чтобы добиться характеристики получше. Писание и переписывание характеристик тянулось еще очень долго. А тот несчастный и вправду вернулся, уже на следующее утро.