Михаил Каминский - Переполненная чаша

Сура поймала удивленный взгляд Мэриам и послала ей успокаивающий жест: не торопи меня, Мэри.

— Итак, — продолжала она, — я пошла в гастроном за манкой, потому что Ефим любит утром манную кашу, как будто он малое дитя. И, ты знаешь, Лиза, я вошла в магазин и увидела, что там, где был бакалейный отдел, стали продавать какие-то соки-воды. Я спросила: а что, разве бакалейный отдел закрыт? Нет, сказали мне люди, его перевели вон туда… Ты знаешь, Лиза, я даже не стала смотреть в ту сторону, куда его перевели. Я просто пошла в другой магазин, где ничего не меняют, где все на своих местах, как я привыкла. Я пошла на другую улицу, хотя ты знаешь, как у меня болят ноги…

— Я ухожу. — Мэриам поднялась с тахты.

— Давайте прощаться, сестрички. — Голос Лизы звучал торжественно. — В девять часов будет такси, и мы с Вейсбурдами поедем на аэродром. А мне надо еще собрать целых три чемодана. Давайте попрощаемся хорошо, сестрички, потому один бог знает, увидимся ли мы еще на этом свете.

Она подошла к Наде, обняла ее и недвижно постояла несколько секунд.

— Будь здорова, Надя, самое главное — будь здорова. Никто не вернет нам молодости, а здоровье мы обязаны беречь сами, — сказала, оторвавшись от сестры, Лиза и пошла к Фане.

Руки Фани почти закрыли от сестер Лизу. Своими толстыми руками Фаня гладила Лизину спину и плечи, и было слышно, как цепляется за шерстяную ткань шероховатая кожа ее пальцев.

— Ты будешь скучать без нас, Лиза, ты будешь скучать, — повторяла Фаня, смаргивая слезы и сильно потягивая носом. — Лейка-а! — заголосила она, отпустила сестру и упала грудью на стол. — Лейка!

Лиза повернулась к Суре. Та сделала движение, чтобы подняться, — и вскрикнула. Глаза у Суры застыли. Она нащупывала место на стуле, чтобы удобней опереться, но тут безумная боль рванула поясницу и опоясала крестец, живот, бока.

— Я не могу, я не могу… — испуганно зашептала Сура. — Я не могу-таки встать на ноги, сестры. Что мне делать? — Она откинулась назад и замерла, боясь пошевелиться, опасаясь нового приступа.

Все молчали. Пот выступил на лбу Суры, кончик ее носа побелел.

— Подойди, Лейка, поцелуй меня, — шептала она. — Киш мир, Лейка. Ты помнишь, как целовала меня, когда мы были маленькие? Целовала и приговаривала: «хаяс мир, счастье мое…»

И Лиза, и Надя с Фаней, и сама Сура — все плакали. Только у Мэриам глаза были сухие.

— Пора, — сказала она. — Мне пора. И тебе, Лиза, тоже… А ты, Фаня, и ты, Надя, останьтесь с Сурой, помогите ей и подождите меня. Я вернусь не позднее девяти. И хватит слез, хватит! Земля перевернулась? Нет. Что случилось? Лиза, видите ли, решила ехать. Я скажу: скатертью дорога. Поду-умаешь, — с насмешкой протянула Мэриам, — еще один глупый человек уезжает…

Они вышли на улицу вместе. Хлопнула позади дверь подъезда, и они остановились.

— Ты сейчас домой? — спросила Мэриам.

— Конечно, домой, куда же еще? Я еще не собрала все вещи. — Лиза говорила с обидой, но тихо. И вдруг повысила голос, почти крикнула: — Ты… Ты подашь мне руку на прощанье, Мэри?

— Руку? На прощанье? — переспросила Мэриам и, сделав быстрый шаг вперед, сжала узкие плечи сестры. Две головы — одна крупная, в густых мертвенных завитках парика, другая — по-детски маленькая, сизая от седины — безмолвно затряслись рядом, висок к виску

Лиза зажгла в комнате свет, включила телевизор, поставила на плиту чайник. Он закипел почти сразу же — воды было мало, и Лиза потянулась от плиты к крану, чтобы долить его, но тут же вспомнила, что много и не надо. Одну чашку, всего одну чашку.

По телевизору показывали новый фильм. Она приглушила звук, чтобы, не дай бог, не пропустить телефонный звонок Вейсбурда, и села у телевизора. Редкими глотками отпивала горячий чай из большой фаянсовой чашки, очень сладкий чай, какой любила, и отламывала кусочки кекса. Кекс крошился, поэтому Лиза сначала подумала, что хорошо бы что-нибудь положить на колени, хотя бы полотенце, а то платье будет в пятнах, но потом решила не брать с собой перекрашенного платья: «Доба может подумать, что мне без нее было совсем плохо».

Два чемодана стояли в углу, плотно перехваченные ремнями. Ремни затягивал зять, делал он это, как и все на свете, очень старательно. Для зятя не существовало пустячной работы, варил ли он свою сталь, или заклеивал окна на зиму. Любочка с ним не пропадет. Третий чемодан был почти пустой, без него Лиза вполне бы обошлась, но, может быть, встречать ее придет вся семья Добы, и с тремя чемоданами Лиза будет выглядеть солидней.