Михаил Каминский - Переполненная чаша

Слава богу, дети тогда были в пионерском лагере, а Мэриам не спросила у Фани справку из больницы. На кладбище были свежие, безымянные, только с номерами, могилы, и сестры уехали в тот же вечер, так и оставшись обманутыми, а Фаня с облегчением вздохнула. Но потом пришло письмо от Лизы. «Фаня, — писала Лейка, — ты была самая красивая из нас. И сейчас ты тоже красивая и еще довольно молодая. Наплюй на это горе и живи в свое удовольствие. А у Наума не будет счастья. Но ты не умеешь врать. Помнишь, ты сказала, будто сын мясника подарил тебе золотое колечко с жемчугом? Ну, это было еще в Умани, помнишь? Мы просили показать колечко, но ты сказала, что жемчуг боится света. Тогда у тебя были точно такие же глаза…»

А через год случилось худшее: Наума на какой-то медицинской конференции встретила Мэриам.

— Так почему же ты все-таки бросаешь нас? — Мэриам положила в борщ сметану и стала медленно размешивать ее. Ложка скребла по дну тарелки. — Я ничего не понимаю. И скажи нам, сестрам, на что ты там надеешься?

— Это все Вейсбурд! Он жулик. Он боится, что раскроются его махинации в промтоварном магазине. И спешит скрыться. Он всегда был сумасшедшим! — Сура сдвинула редкие, почти незаметные брови. Ее крупный, прямой нос заострился и нацелился на Лизу. — Лейка, он давно крутит тебе голову. Он крутил тебе голову еще в конце войны. Тебе крутил голову, а ходил к Фире. Помнишь Фиру? Почему ты до сих пор веришь Вейсбурду?

— Очень вкусно, Сура, — сказала Лиза. — Замечательный борщ. Твой Ефим прямо-таки настоящий кулинар.

Сестры переглянулись.

— Ты не ответила, — осторожно подала голос Фаня. — Мэри тебя спросила…

— Она прекрасно все слыхала, не надо ей повторять. Ну? — Мэриам подняла ложку так, словно собиралась стукнуть ею по столу.

— Меня вызвала Доба. У нее своя ферма, у нее есть трактор и виноградник, а деревьях апельсинами растут прямо под окнами…

Лиза говорила подчеркнуто спокойно, седенькая головка ее застыла. И было похоже, будто эта головка невесомо и плавно плывет над худыми плечами Лизы, затянутыми в черное платье. Но плечи дергались — рывками, непроизвольно, в такт словам, а голос был словно не Лизин, будто возникающий сам по себе и неизвестно откуда.

— У Добы большая семья, очень дружная семья, и никто меня не даст в обиду, и наконец-то я найду свой покой.

— Поглядите на нее, — прошептала Сура, — она говорит о каком-то покое. Ты не знаешь разве, что они там все время воюют? И против всех воюют? Ты, Лейка, наверное, не включаешь вечером телевизор? Я тебя прошу, Лейка, перестань говорить глупости.

— Пусть воюют. Какое мне дело? — Лиза достала из рукава сложенный много раз платок и неспешно развернула его, будто желая продемонстрировать белизну и высокое качество платка, и промокнула губы.

— Вэй! Я забыла положить салфетки. — Сура осмотрела стол и начала с привычной осторожностью подниматься. — Я сейчас, одну секундочку…

— Сиди, Сура, — приказала ей Мэриам. — Ты скажи, где они у тебя лежат, и Надя подаст. Где у тебя салфетки?.. — И вновь обратилась к Лизе: — И ты думаешь, что тебя там встретят с объятиями и речами, на перроне выстроят оркестр и пионеры преподнесут тебе цветы? Они, я думаю, уже разучивают приветствие, пионеры, а Доба забросила свою ферму и наводит блеск в доме, в окна которого заглядывают ветки апельсиновых деревьев… Так, Лиза?

«Я права. Конечно же я права, — думала Фаня, разглядывая Лизу. — Я чувствую ее каждой клеткой. Я не могу ошибиться. Вот он, пришел этот час. Час ее торжества и победы. Лиза в центре внимания. Не кто-нибудь другой, а именно она, Лейка, сидит за круглым столом, который, как ей кажется, вытянут в ее сторону, хотя он и круглый. Наконец-то все слушают ее, открыв рты. Даже Мэри. Да, я права, сегодня ее день: сама Мэриам задает Лизе вопросы и настойчиво добивается ответа. И мы все остальные тоже не сводим с нее глаз».

Сонливость пропала, Фаня раскрыла глаза, к которым вернулся их цвет — они наполнились глубокой бархатной чернотой. Фаня позволила себе роскошь: отломила корочку хлеба и сочно натерла ее чесноком. Она давно не делала этого, — язва, открывшаяся после ухода Наумчика, не принимала ничего острого.

Лиза потянулась за салфеткой.

— Ты знаешь, Мэри, у меня там будет все, абсолютно все, Доба писала…

— Доба! Доба! Ты хоть помнишь ее в лицо? — Сура вдруг стала задыхаться. — Чего тебе здесь, у нас, не хватает? Ума тебе не хватает! А ты подумала о том, что у твоей Любочки и ее мужа могут быть неприятности?