Михаил Каминский - Переполненная чаша

— Да, редкая у тебя работа… Прекрасные полячки. И ты с ними. Путешествуете. Красиво!

Карцев стал терпеливо объяснять:

— Эти прекрасные полячки заняли первое место среди клубных учреждений у себя, то есть в Польше, понимаешь? И наш Дом культуры тоже, знаешь, победитель… — Он хотел бы довести до конца свою роль понапрасну обиженного терпеливца. Однако не выдержал и, как в бухгалтерии, сорвался на грубость, крик: — Соображай, что говоришь! Это у вас, в райпромкомбинате, всякие шуры-муры. А мы…

— Надень черный костюм, — сказала Вера, непринужденно улыбаясь. — А то в этом ты, как носильщик.

— Я и буду носильщиком. Ты умница. Объяснила, и я понял, кто я и что я в этой ослепительной поездке.

Одна из них, Александра Заборовска, неплохо знала русский и переводила объяснения Карцева своей седовласой попутчице, Мечиславе Чернецкой, которую называла каким-то детсадовским именем.

— Завтра, Мися, в десять у нас встреча с работниками Дома культуры. В двенадцать меня и тебя, Мися, примет заместитель председателя райисполкома… Что мы еще имеем завтра, пан?

— Затем едем по району. В четырнадцать тридцать обед в колхозе «Заречном», знакомство с животноводческим комплексом. Там хорошо налажен отдых… К восемнадцати возвращаемся. Концерт художественной самодеятельности в Доме культуры… В Ленинград мы уезжаем послезавтра. Там у нас в первый день…

— Программа ведь не изменилась? — перебила Карцева Александра и, в знак извинения, легко коснулась его руки. — Так вот, мы знакомы с программой раньше. То есть давно. А сейчас пусть пан простит, мы с Мисей очень устали.

— Извините.

Заметив его смущение, Заборовска улыбнулась:

— Ваш костюм прекрасно сшит, пан. Известный в районе закройщик? Или пан заказывает одежду в Москве?

Карцев смутился еще больше: костюм был польский, а купил он его в районном универмаге.

— В общем, завтра в десять мы ждем вас в Доме культуры, — опустив голову, пробормотал Карцев. — Прошу не опаздывать.

С утра из него вылетали не те слова, какие были нужны. Полячки могли обидеться на это «Прошу не опаздывать». Нашелся начальник! Но — неожиданно — Заборовска дотронулась ладонью до его плеча и заглянула в глаза:

— Есть, капитан!

Потом, выйдя на улицу, он вспомнил ее ответ и удивился: «Почему именно капитан?» Если Заборовска хотела обратить внимание на неподходящий — командирский — тон, то могла бы окрестить его полковником или генералом. Генерал — звучит!

В первый же день их пребывания в Ленинграде ухнула смета. Номера в новой гостинице стоили, оказывается, в полтора раза дороже, чем планировал главбух. А еще Чернецка позвонила в Варшаву и говорила — совсем уж не по смете — почти час. Да и расписок он не взял — неудобно, постеснялся.

— Пан озабочен? — Заборовска раскладывала на столе магнитофонные кассеты, шариковые авторучки, маленькие блокноты. У нее, видно, была страсть к канцелярским принадлежностям.

— Нет, нет, — успокоил гостью Карцев. — Все в порядке.

— Я должна очень много работать здесь. За двоих. — Александра кивнула в сторону Чернецкой, говорившей по телефону. — Мися язык почти не знает. А я выучила за три месяца. Нет, не совсем выучила, но могу говорить. Это нетрудно, когда есть цель. Мне надо знать клубное дело у вас в стране…

— Да, в Ленинграде отличные клубы, — сказал с уверенностью Карцев. Он же учился здесь — в институте культуры.

— Только клубы? — спросила Заборовска.

— И люди, — поразмыслив, добавил Карцев.

— Все люди такие? — Александра глядела на него без улыбки, и Карцев силился понять, к чему она ведет. — Или есть не совсем отличные?

— Как везде. Но отличных здесь все-таки больше.

— То есть интересно! — Александра быстро заполняла страницы блокнота стенографическими закорючками. А Карцев посмотрел на Диму Грошева и тут же отвел глаза в сторону. Димка ему этого не простит. Друг тоже мне, называется, скажет Грошев, сколько времени из-за тебя в трубу. Карцев знал, что у Димки через месяц диплом, но что он мог поделать, если Заборовска сама выбрала именно этот Дворец культуры?

— Мы обязательно попробуем так сделать у себя, — Заборовска с довольным видом закрыла блокнот. — То есть очень интересно!

Она работала напряженно, но, кажется, совсем не уставала. А на Мисю было жалко смотреть: задыхалась на лестницах, семенила в коридорах, морщась от боли. У нее опухли ноги. Конечно, туфли на каблуках в ее возрасте — не подарок. А Заборовской, в общем-то, ничего не делалось. Как машина. И наверняка — старая дева. Посвятила себя работе, других радостей нет и уже не предвидятся. Карцев прикидывал: сколько ей лет? Получалось где-то между сорока и сорока пятью. В общем, много. Очень много!