Михаил Каминский - Переполненная чаша

В морозное утро стая опустилась на озеро неподалеку от людского жилья. Озеро было неестественно круглым, у берегов сверкал молодой ледок, а середина дымилась теплом. Сюда Краснозобый привел птиц без боязни, потому что прежде не раз устраивал на этом странном озере дневки, и все-таки именно здесь навсегда осталась часть стаи. Парила вода, белый дым поднимался из высоких труб, устремившихся к небу поодаль. Тепло и тишина разморили казарок. Наверное, им показалось, что так будет всегда. Только Краснозобый да еще несколько старых самцов знали, что это временно. Ледок превратится в лед, который поползет от берега, все туже сдавливая полынью, потом она затянется совсем, а если и останется чистой, то все равно здесь казаркам грозит голод.

Когда вечером Краснозобый взлетал через розовый закатный туман, он услышал позади странную — т я ж е л у ю — легкость стаи. Вопреки сущему, вожак не мог поверить, что это е г о стая. Такой малой, почти ничтожной по сравнению с первоначальной бескрайней тучей увиделась она Краснозобому. Не туча — редкие хлопья облаков. Птицы, последовавшие за ним, сделали круг над искусственным хранилищем воды, Краснозобый кричал, другие тоже кричали — грозно, просительно, предостерегающе и требовательно. Им даже не ответили. Предавшие стаю нежились в этой обманчивой воде, живой лишь оттого, что перед тем охладила она раскаленное мертвое железо.

Вести маленькую стаю было неимоверно трудно. До этого вечера Краснозобый еще находил силы в своей необходимости сородичам. Их биения линий совмещались с его собственными и гулко резонировали в груди вожака. А теперь, едва-едва улавливая зов зимовья, он стонал от неуверенности и страха, что ведет стаю не туда, куда следует, что если не сие мгновенье, так чуть позже собьется с пути. Успокаивало лишь мерцанье известных звезд, когда они не были скрыты облаками, да близкий шелест маховых перьев Черной красавицы. Точно почувствовав его сомнения, она держалась совсем рядом. Порой их шеи ныряли вперед одновременно, совокупно пробивая сопротивляющееся пространство.

В тот день они отдыхали на берегу заросшего осокой ручья после тяжелой борьбы с северным ветром. Казалось бы, попутный ветер должен помогать птицам, на самом же деле он нарушал плавность движения, взъерошивал перья, отчего наступало замедление. Краснозобый задремал, усталость сморила, и он стал погружаться в глубокий, вязкий сон, который втягивал его целиком, как болотная трясина. Краснозобый воспротивился, задрожал, чтобы вырваться из этой трясины, и, очнувшись, понял, что сидит под сетью. Он ударил клювом в узелок, потом в другой, бил и бил куда придется, до тех пор, пока не почувствовал свободу. Стая возбужденно кричала за ближним кустарником. Краснозобый гордился своей победой над сетью, однако что-то мешало в полную меру насладиться торжеством. И тут он заметил кольцо, почти невесомое, но ударившее Краснозобого тоскливой тяжестью. Это был не просто поясок на ноге, это было оскорбление, длительное, может быть даже пожизненное.

Потом он увидел рассыпанное по берегу ручья зерно и понял, чем отвлекли и обманули люди сторожевиков…

За полночь вдали возникло светящееся пятно. Приближаясь, оно росло и росло, от горизонта навстречу поплыл гул, усиливающийся с каждым взмахом крыла. Гортанно закричали птицы, чаще забилось сердце Краснозобого. Пятно рассыпалось на тысячи искорок, они замигали, это уже было не пятно, а радостная долина света. Так всегда встречало их зимовье — гулом водопада, слепящим светом солнца, отраженным гладью широчайшей реки.

Он не мог поверить, что все кончилось, что-то говорило: еще не полную меру страданий приняла стая, чтобы получить в награду желанный зимний отдых. Но, помимо воли, крылья несли его к этой долине света все стремительней. Птицы молчали, только свист рассекаемого воздуха спорил с наваливающимся на них встречным гулом.

Первыми врезались в стеклянную стену молодые, вырвавшиеся вперед. Их тела распластывались на стене крестами и падали вниз. Краснозобый лишь чудом успел поймать поток встречного воздуха и увернуться от смертельного удара. Его движение повторила Черная красавица. Летевших за ними опасность не коснулась.

Лес металлических опор и паутина проводов, окружавших электростанцию, остались за хвостом. Обычно птицы не оглядываются на пройденный путь и не грустят о потерях. Они целиком отдаются велению инстинкта, зовущего к цели, а цель их лежит впереди. Но Краснозобый еще долго поворачивал голову назад, где с каждой минутой полета все больше меркло обманувшее птиц сияние.