Михаил Богатов - Имя Твоё

Говорит отец Дмитрий, на руки в сером которая глядя будто заворожено, так расценивает взгляд этот сама она, в сером что, а отец Дмитрий не расценивает взглядов, не на рынке он, чтобы цену усматривать, говорит просто что к спорту склонности не имеет, и не было никогда её, ежели за спорт не почитать умение ставки делать важные, при этом не играя ни во что; а почему же не считать, легкомысленно весьма, игриво уже, спрашивает в сером которая и добавляет: как это интересно необычайно, что же вы имеете в виду; а в синем сестра ещё напряжённее стала, и над бровями её появилась складка тревоги прямо-таки: ничего особенного, отвечает отец Дмитрий, и даже намеренно своей собственной игривостью переигрывает игривость спрашивающей его: веру в Господа Бога в мире сегодняшнем вот что, и тут уже в синем которая в беседу включается, и в голосе её, в отличие от сестры, уже нотки железные, и негодование скрываемое дурно слышится: да как же вам, отец Дмитрий, речи такие говорить пристало, ведь вера не может вами в качестве достояния какого особого выпячиваться, и при слове этом выпячиваться невольно опускает отец Дмитрий глаза от лица её к груди её, и тут же вновь поднимает, но движение это незамеченным не осталось ни одной из сестёр: и негоже вам, продолжает в синем которая, теперь тут перед нами сидеть и вино пить с нами, это в день-то такой непростой и особо трагический, а на службе быть надобно, и замолкает резко она, и отец Дмитрий молчит, и видит как машинально палец той, что в сером по бокалу ещё бессмысленно движется, но опускается рука к бокала основанию и замирает, чувствует сестра в сером, что сестра в синем возмущение недолжное, и пусть искреннее, сейчас выказала, и к неловкости беседу всю привела, и хочет исправить всё это, но как не ведает, и растерянно глядит на отца Дмитрия и на сестру свою поочередно, но ни родственность по отношению к сестре, ни похотливость лёгкая игривая и манящая, по мнению её, в отношении отца Дмитрия не работают пока, и отец Дмитрий, не растерявшийся нисколько, а лишь в своих целях промолчавший, отвечает на возмущение это в словах прорвавшееся, и спокойно, да с улыбкой ещё, говорит, что он не себя имеет в виду, а тех, кто веру свою выставляет напоказ, сами душе относясь к ней с азартом, и при этих словах смотрит прямо в глаза той, что в синем, и та, что в синем вздор вдруг свой потупляет и на ковёр красный воззряется, а отец Дмитрий добавляет, что порода этих людей вполне Господу угодна, вероятно, но совсем дело иначе выходит, ежели игроки спорта этого веру в Бога лишь как прикрытие для игр рода другого претворяют: и на словах этих та, что в синем, с места резко поднимается, и взглядом гордым присутствующих свысока окидывает, и это особо легко ей даётся весьма, поскольку стоит она, а они сидят, и может свысока взгляд не гордость, а растерянность казал, но кто ж его видел, в любом случае, не пользуется вставшая своего взгляда преимуществом никаким, напротив, резко садится обратно, и ещё смиреннее взор свой склоняет, будто кается в чём-то, в словах ли отца Дмитрия уличенье, в своей ли реакции на них гневной, в том и другом сразу, либо же в чем-то своём, нам неизвестно, но только тишина неловкая вовсе наступает, в которой та, что в сером и ноги кажущая, сигарету берет длинную дамскую из пачки, что отец Дмитрий с собой принёс, закуривает, и так вот пальцами своими с ногтями красными держит её деликатно, и дым через чуть приоткрытые губы свои тонкие кроваво красного цвета вперёд змеёй длинной тонкой пускает, и доползает змея эта до бокала отца Дмитрия, уже разжиревшей вполне, и туманом обращается, в коем бокал поглощает, и лишь затем вверх, тяжелым и бесформенным клубом, поднимается. Когда три волны спадают таких, а точнее сказать, вознеслось когда три таких облака тела змеиного, бокал в неприкосновенности оставляя удивительной, берёт его в руку отец Дмитрий, глоток делает из него небольшой, и говорит в непринуждении совершенном и даже в веселии некотором, к той что в синем обращаясь и к той что в сером: итак, сон был с ангелом, и как ангел этот выглядел, и дивятся сёстры вопросу этому некстати спрошенному, ибо не об ангелах, ни о снах, ни об ангелах в снах встречающихся, ни о снах, в коих ангелы обитают до сего момента речи не было, а откуда мы об этом знаем, ежели кто-нибудь спросит, ведь мы же опоздали к началу, то ответим легко весьма и не утруждая себя нисколько: посмотрите, скажем мы, на лица сестёр этих смущённые, и что это как не аллегория врасплох заставания, и та, что в сером дивится вообще этой теме, и не возьмёт в толк никак слово итак, которым отец Дмитрий заговорить сейчас сумел, а та, что в синем тему как раз в толк взяла, и потому дивится еще больше её появлению теперь именно, и, в отличие от сестры, видит в этом слове итак не некую неуместность и невнимательность, но указание прямое и определённое на весь разговор предшествующий и на последующий, и тревожно ей делается, и уже не гордость, не смирение, но удивление, бессилием перемежаемое, взор её сопровождает в странствии круговом, а отец Дмитрий ещё вино пригубляет, от темы вопроса отвлекаясь, будто случайно вылетело, говорит к сестре в сером обращаясь более, что теперь пятница Страстная и день для христиан, для всех нас самый траурный, и траур этот необходимая ступень к самому светлому Воскресению есть, но это мы теперь знаем, что Воскресение есть, что делает траур весьма условным, и когда уверены в Воскресении этом как в куличах пасхальных вовсю уже в магазинах продающихся, то от самой нашей уверенности есть шанс не быть Воскресению, ибо оно тогда осуществляется лишь, когда чудесно оно, и это во-первых, а кто же сегодня в чудеса верит, например, ежели ангел во сне явится, но это ещё ничего, подумаешь, подавленное желание похотливое или страх какой, вот и весь ангел, но во-вторых помнить стоит, что Воскресение Господне равно как Рождество Его, Крещение и Пятница Страстная не исключение, в отношении календарном не более как условность, что видно уже из различия в календаре церквей некоторых, и это лишь договорённость, хотя известно достоверно, что когда случилось это, то в Иудее Пасха была своя, но ничего это не доказывает, и напротив даже, помнить призывает, что каждый день это день Божий, а посему одновременны в душе воистину верующей рождение, смерть и воскресение, и никогда троица эта не должна души её содержащей образом самым памятливым покидать, хотя, добавляет он, и ещё глоток вина делает, совсем легкомысленным выглядя уже в глазах той, что в синем: хотя, моё здесь нахождение всем этим не оправдывается и оправдано быть не может, и не следует даже этого делать: и при этом отец Дмитрий на ту, что в сером смотрит улыбаясь, в муках Христовых повод видеть к чему бы то ни было, ни к праведности показной, коей Господь не усматривает, ни к лёгкому и приятному времени провождению с двумя столь обаятельными сестрами, и Господь повод к нам единственный для нас всех в целости жизни нашей, а мы для него повод вероятный и завсегда почти заведомо не ведущий повод, будто у лошади удила выскочили на ходу быстром, и не знает о том возница, куда понесёт кобылу сию, и чёрная она или белая, а может и обе в одной упряжи, и тогда никуда не понесёт, и ещё раз вино отпивает, и сёстры меж собой растерянно переглядываются, никакого знака тем самым друг другу, впрочем, не указывая и ни о чём не уславливаясь, ибо не ожидали таких слов, и что с ними, здесь высказанными и тишину праздную наведшими, делать также не ведают. А отец Дмитрий рукой своей крест большой на груди поправляет и вопрос прежний повторяет в том же тоне игривом: итак, говорит он, сон был с ангелом, и не поспорить с этим, не правда ли, добавляет он весьма удовлетворённо и улыбается ещё пуще прежнего.