Михаил Богатов - Имя Твоё

Арамиса, он бы смутился в сердце своём, но лишь в сердце, виду не подавая, и высказал бы по адресу так нетактично бередящего воображаемое прошлое: как давно это было, можно было бы сказать снова, если бы отец Дмитрий вообще это за собой признал, но нет, он высказал бы что-нибудь ироничное слегка или циничное потяжелей, и посочувствовал бы тому, кто забивает себе голову подобной глупостью, другим её предписывая, и добавил бы, что не следует прилюдно о своих глупостях так откровенно высказываться, даже если и именно если напоминание было бы сделано в его, отца Дмитрия, адрес, и не ведает отец Дмитрий в период этот, как в пуританстве подростковом оказался, в мыслях чистый, в действиях как всегда, и вот это-то и есть игра, поскольку Арина принимает всё за чистую монету, или делает вид, что принимает, но подлинному соблазнителю серому не стоит об этих тонкостях заботу проявлять и попечение, и они как-то заполняют время, и отцу Дмитрию жаль, что выходные идут к концу, но, с другой стороны, сегодня ещё суббота, а это свидетельство тому верное, что Арина ночью будет здесь, скорее бы эта ночь наступила, и к тому же у него книга есть, и когда Арина уедет, он книгу эту будет читать, а теперь откладывает чтение, и сейчас он счастлив воистину, ночь впереди, а дальше ещё книга, хотя когда будет книга, а Арины уже не будет, счастья нынешнего тоже не найти, ныне так явственно предвкушаемого, поскольку он будет думать вполсилы, книгу читая, о книге, а чтобы эти полсилы могли быть, он в другие полсилы будет думать о том, что его ожидает после прочтения, также испытывая счастье от предвкушения чаемого им, как и ныне, когда он Арине повествует о чём-то, может даже о книге, и так при том, будто он её уже прочёл, чуть свысока, и в то же время условность роли своей с усилием преодолевая, вид делая, будто увлекается весь, и нет никакой намеренности в его касаниях случайных, то приобнимет слегка, то по колену кончиками пальцев дрогнувших проведёт, то прядь волос ей за ухо заведёт выпавшую, Арина смотрит, рот раскрыв, это образно только выражаясь, она же не идиотка клиническая, со ртом открытым сидеть, чтобы слюна стекала, вот удовольствие было бы, на неё такую глядя, ночи ждать. А теперь надо незаметно использовать средство, для покупки которого в аптеке отец Дмитрий потратил столько нервных клеток и запоров нервных, окон и дверей, нет, это не презерватив, их он, напротив, готов покупать при сколь угодном сборище народа, и как можно больше, а затем он даже пытался сделать свои фантазии, к столбу уже не привязанные, и к той, которая на нём привязана, уже не привязанные, сделать их пытался в одиночестве, и само одевание этого гульфика резинового возбуждало его более даже, чем любого рода фантазии, ведь так делают на самом деле те, кто делает так на самом деле, затем надо было выбрасывать, чтобы никто не видел, лучше по дороге в школу, но в ящике стола нижнем держать несколько пачек новых с женщинами голыми, похотливо с упаковок глядящими, чтобы невзначай видела их Арина, а посему с презервативами проблем при покупке не было, равно как и без них не было, а проблемы были со снотворным, которое ныне и надо как-то подсыпать, а как это сделать, вот задача, над которой отец Дмитрий думает, и даже бьётся незримо весьма, хотя нет, не думает, он просто ждёт подходящего момента, карпе дием, что тут думать-то, самое существенное в жизни не требует думания, и тогда он всё исполнит, а сейчас дабы момент нужный предуготовить, он предлагает Арине чашку кофе, или чая, или сока, который заблаговременно купил, когда с книгой домой шествовал, и иногда у него мелькает мысль досадная о том, что Арина, вновь и вновь говорящая: не хочу, что-то не хочется, спасибо, всё равно будет ему сегодня принадлежать, ещё не ведая что это в данном случае значит, но заблаговременно ужасаясь того, что если это неизвестное исполнится, то завтра будет значить что-то нехорошее, надо так говорить просто, это важная вещь, но ведь может всё сорваться, и это-то досаждает, и тогда страх, испытанный им в аптеке, который сам он мог бы назвать раскольниковщиной, окажется понапрасну испытанным, есть ли у вас снотворные какие, говорит тоном нарочито небрежным, будто каждый день покупает, сам без ума от страха, ведь сейчас, того гляди и скажет эта аптекарша, вылитая школьная учительница, только в достойное место террариумное стеклом прилавка упрятанная людьми добрыми: смотрите-смотрите, он хочет соблазнить свою двоюродную сестру младшую, подсыпав ей снотворное, которое я ему, подлецу, не продам, однако же нет, она спрашивает дурацкое и не в тему, внимание видимо отвлекая, дабы к себе расположить и поймать понадёжнее, иначе зачем об этом спрашивать: у тебя рецепт какой-нибудь имеется, он, естественно, знающий, что для такого рода покупок рецепт необходим, говорит: нет, и она ему предлагает травяные чаи успокаивающие, сборы разные, но как заставить Арину эту гадость пить, ведь пока заставишь, она так возбудится в подозрениях своих, что ни одни чай не поможет, и потому отец Дмитрий говорит, что чаи у него различные уже имеются для целей этих и не только, а от горла например тоже есть, но они не особо помогают от бессонницы, а потому надо именно таблетки, насколько можно более сильные, которые, в то же время, без рецепта ему были бы любезны продать, и вопрос цены не вопрос никакой, и она ему даёт что-то, и, к счастью, таблетки эти оказываются маленькими, и их, ежели растолочь успеть, мало растворять надобно, но, к сожалению, у этих таблеток такой горький вкус, будто они от поноса, а не от бессонницы, и узнаёт эти подробности отец Дмитрий в тот же самый день, как их покупает: он приходит, разгрызает одну, и фантазирует о том, что предстоит; конечно же, он не чувствует ничего усыпляющего, но он и не должен, у него всё обстоит в данном отношении очень даже наоборот, будто возбуждающего чего хватил, шпанской мушки, к примеру, которую он тоже как-то, значительно позже, купит, но в тот же вечер подарит их той, ради которой купил, не используя по назначению, ибо она сама окажется так похотливо настроенной, что он их ей подарит за ненадобностью, перед этим, правда, отпив этой жидкости солоноватой сам, уже для себя, но это будет лет через восемь, и мушку он не собирался использовать тайным образом, дело в освоении наследия маркиза по имени Донасьен Альфонс Франсуа, и ничего личного, да в желаниях партнёрши его, а ныне нет, сейчас все иначе,