В сопроводительных документах были выписки из судебных решений (та самая формула, которую зачитывают перед исполнением приговора), не думаю, чтобы кто–нибудь из нас внимательно изучал их. Для нас они все были подопытными животными, а для этих простых парней их наказали за совершенные преступления. Откуда узнали они столько подробностей? Может быть, от тюремщиков, которые привезли в лагерь пациентов, или помнят, что писали газеты. Мне уже надоели рассуждения младшего сержанта. А еще действовало мне на нервы мое устойчивое невезение. До меня доносились радостные выкрики: «Вот он, попался!», плеск воды, когда сержант выкидывал обратно рыбу менее килограмма весом, а я уже третью мышь утопил, и все ничего.
— Вижу, младший сержант, что вы считаете смерть чем–то вроде наказания?
— А разве не так? — удивленно спросил он.
— Тогда в наказание за что вы сами должны будете умереть?
— Так ведь все умирают... В конце концов все умрут.
— В конце? А когда придет этот конец?.. Для этих вот конец пришел теперь. Для младенца, который и трех месяцев не прожил, тоже конец. А для восьмилетнего ребенка, попавшего под автомобиль, тоже конец. В авиационной катастрофе гибнет сто сорок пассажиров, есть среди них и двухлетние дети, и семидесятилетние старики. Смерть для каждого — конец. Если мы будем считать смерть наказанием, значит, сама жизнь преступление.
Я видел по выражению его лица, что он удивляется, какие глупости я говорю.
— Но для этих–то смерть была наказанием!
— Правильнее назвать ее общественной гигиеной. Вам понятно, что это такое? Общество хочет очиститься от некоторых видов людей, как от носителей инфекции. Ничего иного общество не может сделать. Решение о том, от кого надо освободить общество, принимается с учетом различных точек зрения и в достаточной мере произвольно. Но общество имеет на это право. У него власть, а значит, и право.
— Значит, это все–таки наказание! Ведь говорят же: смертная казнь!
— Действительно, так говорят. Но почему это наказание? На всем свете приговоренных умертвляют надежно и быстро. Так же надежно и быстро умирают, например, от разрыва сердца. А ведь от инсульта кончается не более двадцати пяти процентов людей, а гораздо более того гибнет от рака в страшных мучениях и безнадежности. Вы никогда не видели, как умирают от нарушения кровообращения в конечностях? Такие больные мучаются месяцами, кровь почти не циркулирует, все тело в пролежнях... Статистика подтверждает, что в среднем на долю каждого человека приходится две-три недели страданий перед смертью. А для приговоренных это всего лишь две минуты. И вы называете это наказанием?
— Но... Не сердитесь, доктор! Они знают заранее! И боятся...
— Но ведь страх испытывают не только они, разве не так?
Младший сержант помолчал немного.
— Интересно...
Было видно, что он боится с моей стороны подвоха. Все сказанное мною казалось логичным, но что–то я, вероятно, опустил, о чем–то умолчал, слишком уж мои рассуждения противоречат общепринятому мнению.
Рыболовные снасти — удивительная штука, человеком овладевает азарт до такой степени, что он с удилищем в руках как рыба на крючке. Вечером я наблюдал за майором, он без конца рассказывал, как ему удалось поймать щуку, весь раскраснелся и машинально взмахивал рукой, как бы подсекал попавшуюся щуку.
Цивилизация лишает человека инстинктивных радостей. Можно даже сказать, что для него остаются лишь радости свершения, готовым получает он вкусный обед, вечером в постели его ждет жена. Что касается других радостей, то ему достается лишь кое–что от инстинкта завоевания того, чего у него еще нет. Но этого мало. А ведь когда–то инстинкты играли большую роль в жизни человека, как ее понимали раньше. Какие радости борьбы и победы может испытать человек нашего времени? Мы как–то говорили об этом с невропатологом, по его мнению, это и есть первопричина массового невроза, истерии, самоубийств. Поэтому нам все реже нравится еда и — чего уж там скрывать — цивилизованного человека все реже удовлетворяют объятия женщины. Человеку незнакома животная радость существования, он начинает искать успокоения в суррогатах.
Подошел Проф, скучающий и снисходительный. Он–то ищет инстинктивные впечатления в особом транспонированном мире.
— Поехал я с вами на рыбалку, хотел сам убедиться, но, честно говоря, не вижу, что вы находите в этом привлекательного.
— То, что человек чувствует себя животным.
Читать дальше