Владимир Караев - Частный доктор

«Скорее — цепи», — подумал Романов, рассматривая подарок.

— Он выточен из вольфрамовой стали моим дядей. Потом мы все вместе, — он обернулся к экипажу, танкисты дружно кивнули, — поехали в Цфат…

Загадочный и мистический город. Могилы праведников и великих раввинов. Город, пронизанный духом Каббалы, наполненный ее энергетикой, что подпитывает многочисленных ее адептов, живущих в нем.

— …и отдали на благословение одному из самых известных каббалистов. Теперь он твой. Он призван хранить и оберегать тебя, как ты сохранил и сберег наши жизни.

Экипаж вытянулся по стойке смирно, руки взметнулись и застыли у виска, четко отдав честь. Не проронив больше ни слова, солдаты вышли из палаты — бойцы не должны быть свидетелями мужской слабости в виде набухших, покрасневших век, тщетно пытающихся удержать слезы.

— Г-господи! — шептал Леша, разглядывая радостно вновь обретенный Маген Давид. — Как же ты в кухонном-то ящике очутился?

Почему он его снял? Ведь носил же годы не снимая… Щит Давида придавал уверенности, настоящий такой… как это называется во всяких фэнтези и у гадалок народных? Оберег, точно! Оберег… Как же вышло, что он от него отказался?

Чем больше Леша старался вспомнить, тем сильнее становился холодок под сердцем. Оберег влиял на Серого. Точно! Серый после своего возрождения старался держатся от Леши подальше, когда на нем был Маген Давид. Стоило Лешке забыть его надеть, как настроение Лазари улучшалось. И как-то постепенно, незаметно для себя, Леша все реже и реже носил свой талисман, пока не оставил его совсем, и он вдруг пропал, исчез. Леша потом хватился его, обыскался, перевернул весь дом — нету, исчез, будто и не было его вовсе! А в ящике кухонном он разве не смотрел?.. Хрен ведь вспомнишь, смотрел или нет… Весь дом тогда раком поставил… Хотя, может, и не смотрел.

Слава богу, нашелся — примета хорошая! А теперь — к Сандре и только к Сандре!

Телефон? Здесь! Кошелек? Хлопок по заднему карману джинсов — на месте! Ключи? Где, блин, ключи?! А, вот они! Ну, всё!

Присел коротко, как делал всякий раз перед отъездом или важной встречей. С Богом!

Входная дверь захлопнулась. Стрелки висящих над ней настенных часов указали точное, с обычной Лешиной пунктуальностью, время выхода на работу.

Гвоздь проснулся одновременно — вдох-вдох — с Романовым, на два удара сердца опередив звонок будильника. Три тридцать.

Перевозчик привычно соорудил легкий завтрак — яичница с колбасой, по чашке крепкого кофе. Завтракали молча — о чем говорить, когда все ясно?

Гвоздь тихо кашлянул. Дал знать: все, пришло время работать. Перевозчик кивнул, аккуратно убрал посуду со стола в мойку, тщательно протер стол, поставил на чистую столешницу пять восковых свечей. Свечи по просьбе Гвоздя привезли из храма Гроба Господня.

Гвоздь с благоговением, задержав дыхание, зажег их. Каждому покровителю — по свече. Крайне важно зажечь все пять от одной спички, в одно касание, и чтобы огонек не затрепетал и не погас. Уф-ф! Удалось!

Гвоздь прикрыл глаза, ушел в себя. Перевозчик не мигая смотрел на мерцающее пламя. Гвоздь молился, и мешать ему было нельзя. О чем конкретно Гвоздь просил покровителей, Перевозчик не знал, но, ясный перец, просил за успех дела, за них обоих… В общем, хуже от этого не будет, — решил Перевозчик.

Молитва была недолгой. Меньше чем через минуту Гвоздь открыл глаза и кивнул Перевозчику: мол, ты младший, тебе первому и вставать. Перевозчик потянулся, с наслаждением хрустнув суставами, и одним плавным движением оказался на ногах. За ним встал и Гвоздь, аккуратно уложил ствол в кобуру скрытного ношения.

— Паспорта, документы, бабло?

Перевозчик молча похлопал себя по груди — все на месте, во внутреннем кармане куртки.

Они оба были одеты в одинаковые легкие ветровки, только разных цветов — у Гвоздя светло-бежевая, у Перевозчика — светло-голубая. Перед исполнением они вывернут их наизнанку, и ветровки превратятся у одного — в белую с красной полосой, а у второго — в темно-синюю. Ветровки для израильского лета — наряд не очень подходящий, выпадают из привычного глазу ряда, и, конечно, потом их легко вспомнят те, кого будет допрашивать полиция. Но, во-первых, по большому счету Гвоздю было плевать — к этому времени они будут, даст Бог, уже далеко; а во-вторых, скорее всего куртки отвлекут на себя внимание, и запомнятся именно они, а не их владельцы. Кроме того, черные очки — деталь для Израиля вполне органичная, ватные валики за щеки и усы щеточкой (у Гвоздя рыжеватые, а у Перевозчика русые) тоже должны были сделать свое дело.