Владимир Караев - Частный доктор

— И как же это назвать? — вкрадчиво спросил внутренний голос.

— Ну-у… не знаю. Иная реальность.

— Ясно. Тебе не кажется, Романов, что ты окончательно запутался в реальностях? Какая из них истинная, Романов? В которой ты убиваешь своего бывшего друга электрическим током, защищая свои деловые интересы?

— Чушь! Вот это был сон, и ты прекрасно это знаешь!

— Та, в которой ты, один как перст, владеешь огромной фирмой, скупой рыцарь? Или…

— Замолчи, — тихо попросил Романов. Внутренний голос не унимался.

— …та, в которой ты отказываешься от любимой женщины?

— Я не отказался! — выкрикнул с отчаянием Леша. — Я просил ее подождать!

— Подождать? Ждать, пока ты в своей, уже не знаю какой по счету реальности вынашиваешь олигархические планы?

Я…

— Или ей ждать покорно, пока ты в иной, шизофренической ипостаси не прекратишь якшаться с покойным другом?

— Заткнись! — Леша вскочил. Зазвенел металлом на итальянском мраморе пола отброшенный стул. — Если ты все понимаешь, скажи, какая из них истинная?

— Все, — ответил внутренний голос. — Все реальности истинные. Они не могут существовать одновременно, как бы тебе этого ни хотелось. Исключают друг друга. Аннигилируют. Их постоянные взрывные столкновения разрушают тебя изнутри. Пока не уничтожат окончательно.

Леша поднял стул, аккуратно вернул его на место. Сел, выудил из пачки последнюю сигарету.

— То есть единственный выход…

— Правильно. Выбрать одну и забыть остальные. Очень просто.

— Выбор, — кивнул Леша. — Свободный выбор.

Внутренний голос молчал.

— Просто, говоришь…

Леша докурил сигарету, тщательно загасил окурок и пошел в кабинет, дверь которого открывал все реже. Помедлил, и потянул на себя дверную ручку.

В кабинете было прибрано чисто, но как-то… торопливо? Словно домработница стремилась быстрее закончить работу и закрыть за собой дверь комнаты: по углам стола остались разводы от мокрой тряпки; мраморный письменный набор стоял косо; кресло придвинуто небрежно…

Всю заднюю стену кабинета занимал забранный в красно-черную полированного дерева раму стенд. На черном его бархате никелированные скрепы удерживали неподходящие к обстановке предметы: зазубренный обломок пластика ветрового щитка мотоцикла; ручку газа с оборванными проводами; огромный глушитель, весь во вмятинах, полировка содрана и прорвана наждаком дорожного полотна. И щиток, и глушитель покрывала россыпь ржавых, в прошлом бурых, а изначально алых пятен.

Постоял молча. Подошел к стенду, положил руки на глушитель. Никелированная труба неожиданно легко соскочила с креплений, выскользнув из рук, с грохотом обрушилась на паркет.

— Спасибо, Серый! — пробормотал Леша. — Мне нечего тебе сказать. Наверняка ты это предвидел. И раз не помешал, значит, понимаешь меня. Я… я не могу больше удерживать тебя здесь. Извини.

Он неловко нагнулся, подобрал глушитель и, не оглядываясь, быстро вышел из комнаты, к входной двери, в лифт, волоча за собой громыхающую железку, из лифта на первом этаже, мимо остолбеневшего секьюрити с выпученными глазами, мимо картин и деревьев богатого подъезда в комнату для мусора. Прислонил глушитель к стенке, прошептал: «Все будет хорошо», ни грамма себе не поверив.

Поднялся назад, домой, первым делом — в душ! Побриться. А сейчас — к Сандре, конечно, к Сандре и только к Сандре!

— Поехали возвращать смысл жизни! — подмигнул своему отражению в росистом от пара зеркале. Капли слезами стекали по лицу зеркального двойника. Ассоциация неприятно кольнула сердце. К черту ассоциации! Поехали, поехали…

Остановился. Приедет, а она… Тряхнул головой — обещала ждать! Раз Сандра обещала — слово сдержит…

Страстно захотелось курить. Может, еще где сигареты завалялись, а?

Глухо и недовольно застучали металлом раскидываемые ножи и вилки, еще какая-то кухонная хрень, которую он купил неизвестно для чего, можно подумать, готовил сам хоть раз… Ба! А он откуда взялся?! Нашелся!

— Господи! — прошептал Леша с детской радостью. — А уж думал, что потерял тебя! Спасибо тебе, Боженька!

Это было за месяц до поспешного, безалаберного и глупого ухода ЦАХАЛа из Ливана.

Их опорный пункт, «басис» на иврите, стоял на самой передовой. Они да соседний Бофор. Хизболла праздновала победу, упоенно закидывая их минами. Сам пункт — или на жаргоне «подлодка» — представлял собой сплошной массив бетона с проделанными в нем ходами-норами к спальным и оперативным помещениям, медпункту. Редкие оконные проемы зияли пустотой — все стекла вынесло взрывной волной. Мины ударяли в бетон, заставляя подлодку содрогаться. Пробить его они не могли, но по голове било сильно, да и на психику давило: сперва крик дозорного, заметившего вспышку выстрела, по громкой связи: «Мина! В укрытие!» — это для постов на внешней стене, он как доктор и так все время сидел в укрытии, не имел права покидать базу; потом несколько секунд застывшего ожидания — нас накроет или соседей? — и в финале либо тишина (к соседям пошла), либо рвущий уши грохот.