Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 1

Прошлым летом Теобальд Клеттерер купил по случаю на слом небольшой домишко и из кирпича, черепицы, половиц, окон и дверей удлинил свой одноэтажный, и так уже вытянутый в длину домик еще на двенадцать метров. Пристройка предназначалась для Томаса и его будущей супруги.

Когда Ханна после обеда заглянула в сад к Клеттерерам, Томас в белых трусах и боксерских перчатках стоял в одной из комнат этой пристройки, где вместо мебели свешивался с потолка мешок с песком.

Она уселась снаружи на низкий подоконник.

— Добрый день… Так как же?

Напрягши мускулы, Томас продолжал приплясывать на носках вокруг мешка с песком, нанося удар за ударом, как будто от этого зависела его жизнь.

— Ну, хватит с тебя! Пошли гулять.

Однако и тут он ничего не ответил. Спина и плечи были у него хорошо развиты, ноги тоже, а вот предплечья несколько жидковаты.

Ханна устроилась поудобнее: оперлась спиной об оконную раму, поставила ножки на подоконник и обхватила руками коленки.

— Ты что же, не слышишь, что я тебе говорю?

— Не урони часы!

Часы лежали на подоконнике.

— Удивительно, как это ты вообще меня заметил!

Тут на дорожке показалась фрау Клеттерер с двумя студентами.

— Томас, к тебе пришли.

Они явились с вызовом от студента, которому Томас сказал: «Что вы делаете? Это же мерзко! Дуралей!» Первому секунданту, известному бретеру, уже перевалило за тридцать, и он имел мало шансов кончить курс. Товарищи по корпорации боялись и терпели его потому, что он славился как непревзойденный собутыльник, прекрасный стрелок и фехтовальщик, хорошо боксировал, и в трудную минуту можно было смело положиться на силу его кулаков.

Второй, совсем еще юный, бедно одетый студентик с землистым цветом лица, сын вдовы, которая ради него отказывала себе во всем, выставил острый носик и замер в этой позе, как загипнотизированная курица.

Томас подошел к окну. Из-за коленок Ханны студентам виден был только его обнаженный торс.

— К сожалению, я очень занят, господа. С пяти до десяти утра работаю в саду. Вожусь с паровым отоплением! Я, видите ли, затеял провести паровое отопление. Потом лекции! Хочешь не хочешь, а надо ходить.

Ханна переводила взгляд с Томаса на секундантов и обратно, как посторонний человек, который оказался здесь случайно, не принимает ничью сторону и смотрит на все это, как на веселую шутку.

— Кроме того, я сейчас штудирую чрезвычайно поучительный труд «Вытеснение Англии с мирового рынка», — продолжал Томас непринужденно, словно это был единственно возможный ответ на вызов, но в глазах его светилась издевка.

Он с грустью выставил вперед руку в боксерской перчатке и насмешливо добавил:

— Вот и эту, видите ли, мировую экономическую проблему должен в наше время досконально изучить будущий политэконом. А потому, сами понимаете, у меня просто нет времени дать продырявить себе легкие и потом полтора месяца валяться в больнице.

Студенты поняли лишь одно, что Томас вызова не принял. Дуэлянт молча повернулся на каблуках. Сын вдовы последовал за ним, как пес на сворке.

Томас в последний раз наподдал мешок с песком и, прихватив купальный халат, пошел к колодцу обливаться, потом, даже не взглянув на Ханну, поднялся к себе в комнату и несколько минут спустя с клеенчатыми тетрадками под мышкой вышел из дому.

Размышляя, следует ли ему поговорить с доктором Гуфом о Ханне, поднимался он по главной улице. И вдруг получил такой страшный удар по левой скуле, что глаз у него закрылся и он не устоял на ногах.

Первое, что он увидел, было пять красных студенческих шапочек и пять жестких, как маски, лиц, которые словно повисли над ним в воздухе. Лишь немного погодя узнал он знаменитого бретера, который уже становился в позицию, готовясь к боксу.

Томас был еще настолько оглушен, что небо и дома, наплывая друг на друга, казалось, опрокидывались на него. Он медленно поднялся, медленно стал стягивать с себя пиджак и жилет, с тем чтобы выиграть время.

Магазины только что закрылись. На улицах было полно народу: продавщицы, приказчики, ученики, рабочие, гуляющие студенты. Сразу же образовался круг.

Лишь сказав мальчишке:

— На-ка подержи пиджак, — Томас узнал младшего сынишку Оскара.

Мальчуган свернул пиджак и сунул его под мышку.

— Можете не беспокоиться. — Глаза его сияли.

— Расступитесь немножко, — крикнул Томас, чтобы выиграть еще несколько секунд, и подавил слепую ярость, которая помешала бы ему сохранить в бою ясность рассудка.