Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 1

— Тэк-с, тэк-с, вы предпочитаете рассказать это мне, тэк-с, с глазу на глаз. Тэк-с, тогда я попрошу господ пройти на минутку в другую комнату.

Длинный швейцарец нажал на верхний угол двери, и вдова проследовала в соседнюю комнату под его рукой, как под аркой моста.

— Тэк-с, господин Мангер, тэк-с.

— Я чуть не лопнул со злости.

— Тэк-с, а из-за чего же, позвольте узнать?

— Я хотел вернуться назад к фрау Юлии и спросить, согласна ли она стать моей женой. Вот уже семь месяцев, как я хочу спросить ее и никак не могу решиться. Всякий раз, верите ли, вижу покойную жену. Только наберусь духу спросить или еще вот подумаю о квартирной плате, так покойница мне и является.

— Как это о квартирной плате?

— Дела-то у меня неважные… Вот стою я, значит, на площадке и злюсь, так сам бы себя и выпорол, а тут фрау Юлия дверь и открой, я и пошел своей дорогой. Вот и все. А потом прохожу мимо, смотрю — толпа, чуть не полгорода собралось около дома, я опять к ней зашел, тут меня сразу и схватили.

— Тэк-с, значит, вы любите фрау Юлию?

— Ее волосы… И… и вообще.

— Тэк-с, тэк-с… Н-да, фрау Юлия — что ж, я вас вполне понимаю. Подходящая вам, тэк-с, жена. Миловидна и… тэк-с. Как монашенка, правда? Такая тихонькая… тэк-с, тэк-с. И потом хорошо поставленное дело. Ну-с, а вы, вы тоже человек солидный, толковый… Как же вам так не повезло?

— Да, сделал одну глупость: слишком широко размахнулся…

— Тэк-с, тэк-с, размахнулись широко.

— Закупил тогда пять вагонов кожи на подметки и голенища по векселю, а оптовые цены стали падать и падать. В магазине народу полно, а что ни продам подошву, то себе в убыток.

— Да, времечко… ужасные были времена, тэк-с, тэк-с. Ну-с, господин Мангер, на вашем месте я не стал бы тянуть, сказал бы ей просто: тэк-с, тэк-с, фрау Юлия, будьте моей женой. Так бы ей и сказал… Чего вы еще ждете? — закончил следователь.

А Соколиный Глаз, будто единственно затем и явился сюда, чтобы его сосватали, заверил:

— Хорошо, господин следователь, скажу.

Следователь резиновым мячиком, из которого уже вынудили часть воздуха, подкатил к дверям:

— Тэк-с! Ну-с, вы оба одни только и были в доме. Слышали вы что-нибудь? Звонок к господину Молитору? Или, скажем, крик?

— Мы можем доказать наши алиби, — тотчас же заявил швейцарец.

— Тэк-с, тэк-с!

— Я все время был в мастерской, а фрау Юлия — у себя в комнате. Мы можем это обоюдно засвидетельствовать. Слышать мы ничего не могли из-за паяльной лампы. Она так шумит, что мы бы не услышали и выстрела. Как видите, алиби бесспорное.

«Если паяльная лампа так сильно шумит, фрау Юлия могла и не знать, что ты вышел из мастерской», — подумал следователь и сказал швейцарцу: — Тэк-с, значит, все в порядке. Можете идти.

— Ну-с, фрау Юлия, а что вы, тэк-с, обо всем этом думаете?

— Не мог он этого сделать, господин следователь, не мог. Поверьте мне, поверьте! — Она сложила ручки у подбородка. Соколиный Глаз ждал в соседней комнате.

— Я спрашиваю, когда же свадьба? Господин Мангер такой человек, такой достойный человек. Я вас вполне понимаю, фрау Юлия.

Только спустя минуту она поняла и с облегчением опустила тоненькие восковые ручки с почерневшими от постоянного прикосновения к металлу кончиками пальцев. Фрау Юлия была мала и изящна.

— Это же ягненок, сущий ягненок, знаю, господин следователь. Но ведь он мне ничего не говорит. А если он не говорит!..

— Робковат, тэк-с, немножко. Но такие лучше, фрау Юлия. А мне вот он сразу сказал… Тзк-с, господин Мангер, прошу вас сюда. Тэк-с, тэк-с, а теперь ступайте себе с миром под ручку домой. Тэк-с.

Они молча шли по спящим улицам. Шаги их громко раздавались в тишине. Часы на башне пробили одиннадцать.

Сказочный убийца-исполин прошел по городу, загнав всех жителей в дома, и они, сраженные, лежали теперь в своих спальнях. Вдоль главной улицы тянулась узкая колея: когда-то здесь, должно быть, ходил трамвай. Кое-где еще горели газовые фонари.

Фонарщик в страхе и спешке не успел их погасить. Они горели уже сотню лет.

Давящая немая громада церквей возвышалась над убогими домишками, в которых некогда обитал человек, их остроконечные филигранные башни и могучие купола светились в сиянии месяца, повисшего над этой кладбищенской тишиной.

Мышиного цвета кошечка выскочила из лунной тени; подняв хвост, покрутилась у ног идущей пары, отстала, снова бесшумно выскочила из черной тени и все ластилась к ним, пока Соколиный Глаз не взял ее на руки.

— Возьму ее к себе, — сказал он. Это были единственные три слова, произнесенные в вымершем городе.