Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 1

И вдруг толпа пришла в движение, колыхнулась, расступилась; через нее протискивался полицейский.

— Поймали! — И побежал в участок.

Трое мужчин и девушка внезапно ожили и спрыгнули с фонтана. Сын Оскара остался сидеть на голове исполинского святого, изображенного с угрожающе поднятым крестом в деснице; он крепко вцепился руками в крест и вытянул шейку. Поднялся шум, все вытягивали шеи и невольно пятились, ожидая, что вот-вот выведут преступника.

Соколиный Глаз стоял в комнате за лавкой между двумя полицейскими. Уголовный комиссар сидел с табакеркой в руках за столом под висячей лампой. Вдова, сложив руки под подбородком, растерянная и убитая, прислонилась к стене у раздвижного окошка, рядом с молодым оружейником.

Она показала, что, выйдя на площадку минут пять после ухода Соколиного Глаза, застала его у настежь отворенной двери квартиры Молитора.

Молодой полицейский — у него было детское личико и почти белые брови и ресницы — вернулся с наручниками и доложил, что следователь уже извещен.

— Господин Мангер, — сказал с сожалением уголовный комиссар, много лет покупавший у Соколиного Глаза кожу на подметки, — дело запутанное, и впредь до выяснения мы вынуждены вас задержать. — Он сунул табакерку в карман и встал, пожимая плечами.

Полицейский сказал:

— Повернитесь. — Затем бережно заложил Соколиному Глазу сперва левую, потом правую руку за спину, скрестил обе кисти и, будто старательно связывая пакет, вертел их так и этак, пока, наконец, не защелкнул наручники. Соколиный Глаз был первым преступником, которому молодой полицейский надевал оковы.

— Вам надо немедленно явиться к следователю, — обратился комиссар к оружейнику. Он уже опять вертел в руках табакерку. — И вам тоже, фрау Юлия.

Вдова, шатаясь, направилась к стулу.

— Не бойтесь. Вам ничего не будет.

Она приложила руку к бешено колотившемуся сердцу. С нее было достаточно и того, что уже есть.

Когда Соколиный Глаз на прощание попытался по-актерски поднять руку, наручники напомнили о себе. Вдова в оцепенении глядела ему вслед. Соколиный Глаз прошел мимо запечатанной двери господина Молитора, которую охраняли двое часовых, и, неловко ступая, спустился с трех каменных ступенек.

Толпа образовала широкий проход. Все затаили дыхание. И вдруг тишину разорвал чей-то крик:

— Да это обанкротившийся кожевник!

Но Соколиный Глаз только высоко вскинул голову — вверх и вправо, — вытянул губы трубочкой и, энергично работая плечами, будто такому молодцу сам черт не брат, зашагал, смущенно улыбаясь, по черному молчаливому коридору, который сразу же распался. Все кинулись вслед.

— Господи, Соколиный Глаз! — с состраданием воскликнул кто-то в толпе, очевидно, не веря в вину бывшего кожевника.

Оскар, которого со всех сторон теснили и толкали, не сдвинулся с места. Письмоводитель так и застыл с широко разинутым ртом.

— Что же это такое? — Он не знал, смеяться ему или нет.

Белесые, почти одного цвета с кожей, усики Оскара вздрагивали.

— Ничего не понимаю. Ничего. Так вот, гляди, и влипнешь — пошли! — влипнешь, здорово живешь, в историю.

— Какая чепуха! Соколиный Глаз! Он и удить-то бросил, потому что не мог видеть, как рыба трепыхается на крючке! Посмотри, народищу сколько… И что же теперь будет с нашим квартетом! Если уж они кого сцапали, то, поверь, скоро не выпустят.

— Н-да, господин Мангер, что же вы, тэк-с, натворили! — Сидевший за столом следователь поднял на лоб золотые очки и недоверчиво усмехнулся. — Присаживайтесь, тэк-с, прошу вас, — обратился он к вдове. И приказал полицейскому: — Снимите с господина Мангера наручники… Тэк-с, теперь нам будет поуютнее.

Молодой оружейник, долговязый сухой швейцарец, с огромным, тонким, как лезвие ножа, крючковатым носом на плоском лице, стоял, прислонясь к стене, показывая всем своим видом, что вся эта приключившаяся в Германии история ни в какой мере его не касается.

— Тэк-с, господин Мангер. А теперь расскажите нам все, тэк-с, по порядку. Дверь, тэк-с, случайно стояла открытой…

— Да не видел я никакой двери.

— …и почему вы так долго, тэк-с, стояли на площадке и, тэк-с, и вообще…

Судебный следователь, кругленький человечек, лицо которого с коричневой, даже какой-то поджаристой на вид кожей, украшенное белоснежной бородкой, чрезвычайно напоминало рождественского гуся с недощипанными на гузке перьями, получил в городе прозвище «господин Тэкстэкс».

Соколиный Глаз обернулся к вдове раз, обернулся другой, смущенно вытянул губы трубочкой и, хоть и посмотрел вправо, продолжал молчать.