Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 1

Пять дней длилась поездка на пароходе. Расходы оплачивал их будущий хозяин. Но, прибыв на место, друзья узнали от управляющего, что могут возвращаться, ибо положение изменилось. Он говорил что-то об экономическом кризисе и сокращении экспорта. При этом он выложил на стол деньги на обратный проезд.

А не могли бы они за те же деньги остаться на несколько недель в поместье? Против этого управляющий ничего не имел и сгреб деньги назад.

Невдалеке от здания конторы стоял недостроенный трехэтажный дом с зияющими дырами вместо окон и дверей, без потолков и полов, но уже покрытый крышей.

Из-за нового повышения европейских пошлин на ввоз мороженого мяса и неожиданной заминки со сбытом строительство нового здания конторы стало излишним. И старое-то наполовину опустело. Управляющий работал в конторе с утра до глубокой ночи, пытаясь спасти то, что ни жесточайшей экономией, ни тщательными расчетами уже было невозможно спасти. Имению грозила продажа с молотка.

Трое друзей поселились в первом этаже, откуда дом просматривался насквозь вплоть до плоской крыши; внутренние стены были уже возведены.

— Таких высоких комнат у нас в Германии нет, у нас только церкви строят такой высоты, — сказал удовлетворенно Стеклянный Глаз, весьма искусно и тщательно жаривший утку, которую он в одно прекрасное утро, когда они брели по пути в Ничто, жарил в своих голодных мечтах.

Портной потянул носом.

— Пахнет она аппетитно. Но нам придется слишком долго ждать, если ты будешь подливать к ней каждый раз по ложечке воды. Надо было с самого начала влить в кастрюлю литр воды, положить кусок жира и, сунув туда утку, накрыть крышкой! И баста! Тогда, ясное дело, она гораздо скорее поспела бы.

Вместо ответа Стеклянный Глаз, чуть повернув голову, коротко и презрительно усмехнулся. Только много позже, когда злость его, вызванная подобной потрясающей глупостью, улеглась, он подошел к двери и крикнул портному, который, расположившись на полу, утюжил влажные после стирки белые костюмы:

— Тогда нам пришлось бы жрать вареную мертвечину!

Он специально ходил к управляющему и рассказал ему длинную историю одной утки в Германии, которую так и не зажарили, «потому что эта ведьма, похожая на мужчину, никак не убиралась от окна. У нее были бородавки и настоящая борода. Так вот она, стало быть…»

— Вам хочется зажарить утку?

Через несколько минут Стеклянный Глаз уже ощипывал и потрошил утку и два часа стоял, обливаясь потом, у огня, полный решимости на деле осуществить то, чем он развлекал себя и голодных друзей на дороге в Нижней Франконии.

Время от времени он заходил в комнату и поглядывал на свой висячий цветочный горшочек — наполненный землей череп с кактусом, на котором распустились розовые цветы. Глазницы черепа были выложены мхом. Таким он нашел этот хрупкий, пролежавший столетия череп в лесных зарослях и подвесил его на проволоке к оконной раме как украшение.

В соседней комнате две девушки-метиски, лет по четырнадцати, накрывали к ужину. Разложив на полу тростниковую циновку, они поставили на нее глиняные тарелки, того же цвета, что и их кожа. Только тарелки были покрыты глазурью, а желтовато-красная, светлая кожа этих гибких южных красавиц отливала матовым блеском. Иссиня-черные волосы свободно падали на плечи, а тонкие в ниточку брови оттеняли их удлиненные темно-серые глаза.

Родители сестер-близнецов погибли два года назад во время наводнения, когда разлилась Парана. С тех пор близнецы жили в поместье, никто не обращал на них внимания, никто не трогал их, они жили здесь почти как в девственном лесу.

Стоя на коленях друг против друга, они совещались, как лучше расставить тарелки. Расположить на полу по кругу пять тарелок, чтобы расстояния между ними были совершенно равные, не так-то просто. То круг вытягивался, то расстояния не были равны.

Когда тарелки встали, наконец, точно по кругу, в центре которого сестры водрузили вазу с гиацинтами, Ивира еще раз смерила расстояния — от края одной тарелки до края другой, семь раз растопыривая тонкие пальцы маленькой ручки.

С интересом следила Кордия, присевшая на пятки, за сестрой. И когда Ивира вытащила из вазы гиацинт и положила его к тарелке портного, который был ее возлюбленным, Кордия положила два цветка рядом с тарелкой Стеклянного Глаза и молниеносно воткнула третий в волосы, как раз над выпуклым детским лбом.

Глаз европейца с трудом различал сестер-близнецов. Ивиру как-то сфотографировали, и она подарила один снимок сестре. Та, показывая всем удачное фото, говорила: «Это я». И все верили ей.