Вначале довольно часто случалось, что Стеклянный Глаз обнимал и целовал Ивиру. Тогда Кордия стала носить всегда одно и то же выцветшее на солнце красное платьице, а Ивира — светло-зеленое. Оба платья были без рукавов и не закрывали голых коленей.
Сестры, пышные девушки небольшого роста, принадлежали к тому типу женщин, которые быстро созревают и так же быстро увядают, в двенадцать лет они уже вполне зрелые, в восемнадцать — старые и ожиревшие. Близнецам было по четырнадцать.
— Таких тонких лодыжек и запястий в Европе не найдешь, — утверждал Стеклянный Глаз.
Правда, воду и мыло они считали чем-то совершенно излишним. Но могли мыться часами, ибо белые возлюбленные почему-то придавали этому большое значение. Они намылили и Барашка, но он не пожелал выносить подобного измывательства. Кордии пришлось его крепко держать.
Однажды с портным приключилось нечто вроде столбняка, и он не мог даже пальцем шевельнуть. Ивира вылечила его с помощью старого индейского народного средства.
Все пятеро жили в доме без полов, меблировка которого состояла из одеял, черепа с кактусом и помятого граммофонного ящика с единственной пластинкой, служившей также подносом для суповой миски. Одна сторона пластинки издавала только шипение и хрип.
Несколько дней назад Стеклянный Глаз съездил в Гогенау посмотреть ка этот город-сад с почти однотипными домиками среди гнущихся от плодов банановых и ананасовых деревьев, высаженных прямыми, как стрелы, рядами. Это была немецкая колония, образцовая райская обитель, хоть сейчас на всемирную выставку.
Каждым квадратным метром земли этой старой колонии владели крепкие хозяйские руки, и у каждого колониста был текущий счет в банке. Оптовые торговцы из Буэнос-Айреса посылали сюда свои пароходы и покупали фрукты по хорошей цене.
Стеклянный Глаз и его друзья могли бы получить участки, но только расположенные далеко у самого леса. Эти участки стоили дешевле, потому что перевозка урожая поглощала выручку. Но они ведь и не хотели торговать, они не хотели и текущих счетов, они хотели только работать, чтобы как-нибудь прожить. И чтобы Кордия и Ивира вели хозяйство. Это близнецы делали охотно.
Вот с таким предложением вернулся Стеклянный Глаз к секретарю.
Но секретарь, их признанный руководитель, считавший себя ответственным за здоровье и благо своих друзей, по его совету эмигрировавших в Южную Америку, отверг предложение, ибо в той отдаленной местности поселенцам грозила лихорадка от ядовитых испарений тропического леса.
За последние месяцы все больше и больше людей останавливались перед конторой, на дверях которой висела табличка: «Рабочие не требуются».
Даже колонисты, у которых до сих пор дочиста раскупали урожай ананасов и бананов, начали получать из Буэнос-Айреса короткие сообщения о том, что склады переполнены. Не зная, что делать с невиданным урожаем, они увольняли рабочих.
Экспорт мороженого мяса сократился на шестьдесят процентов. Безработные скапливались в городах, стекаясь туда со всех концов страны.
В парагвайской газете, издающейся на немецком языке, секретарь прочел, что в Северной Америке зарегистрировано пять миллионов безработных. «Значит, их все десять», — подумал он.
Чума мирового экономического кризиса перенеслась через океан в Южную Америку. Трое друзей эмигрировали из страны безработицы в страну, где безработица началась. Секретарь, умевший видеть и соображать, с каждым днем все с большей горечью осознавал роковую связь событий. Он стоял перед длинным загоном, в который через сужающийся проход бесконечной вереницей гнали молодых животных. Они дико ревели от неожиданной боли, вызванной раскаленным докрасна железным клеймом. В воздухе стоял запах горелого мяса, облака дыма стелились по земле, так как было очень жарко.
Трехлетний сынишка управляющего проскакал мимо на своем пони, навострившем от удивления уши, но все же подчиняющемся маленьким ручкам.
Когда секретарь вернулся в дом без потолков — там играл граммофон. Кордия и Ивира танцевали. Их прозрачные, выцветшие коротенькие платьица, казавшиеся при свете электрической лампочки от временной проводки несколько ярче, не прикрывали стройных босых ног.
Круглые лица сестер, несколько широкие у висков, с коротким острым подбородком, сохраняли при танце серьезное выражение. За кавалера они танцевали поочередно, еле касаясь при этом друг друга кончиками пальцев.
Читать дальше