— А где вы получили… или раздобыли денег на дорогу?
Секретарю стало жарко.
— Да, это уже совсем другая история. Если хотите — настоящее чудо! — И он описал сцену у садовой решетки.
Матрос, который объездил весь свет и никогда ничего подобного не слышал, выпучил глаза.
Капитан, явно заинтересованный, кивал головой в такт каждой фразе. А красочный рассказ, как англичанин заплатил кельнеру за франкфуртские сосиски стофунтовой банкнотой, вызвал у него довольную и в то же время удивленную улыбку.
Но когда секретарь, заканчивая свою историю, сказал:
— Ну вот, и тогда он взял у кельнера из рук кредитку и передал ее мне, небрежно так, через плечо, — капитан пришел в себя.
— Это действительно очень занимательная история, и вы ее очень хорошо рассказали. Но не думаете же вы, что я вам поверил?
— Да, да, небрежно так, через плечо! Посмотрите, вот так! И при этом продолжал разговаривать с другим господином. Он даже не взглянул на меня… Ну, я, конечно, немедленно дал ходу. Это ясно.
— Действительно, очень интересная история!
— Не правда ли, подобное в жизни больше не повторится?!
— Даже чересчур интересная! Итак, в Рио-де-Жанейро я передам вас полиции, и на первом же судне, идущем в Европу, вас вернут в Гамбург. Вот и расскажите-ка гамбургскому судье вашу историю. Только, не думаю, что он вам поверит.
— Но вы совсем напрасно меня накажете, совсем напрасно. Ведь все равно выяснить ничего не удастся. Ровным счетом ничего! Судья, тот сразу поймет, что к ста восьмидесяти тысячам я никакого отношения не имею.
— Ну что ж, значит вам ничего худого не будет.
— Но где же я еще раз возьму денег на дорогу?
— Ну, опять найдется такой вот англичанин, который ни с того ни с сего дарит стофунтовые кредитки, этак небрежно, через плечо.
Секретарю понадобилось некоторое время, чтобы сдержать свой гнев:
— Знаете ли, господин капитан, смеяться над бедняком очень легко. Но быть бедняком и не падать духом — это, я полагаю, даже несколько потруднее, чем быть капитаном такого большого парохода.
— Молчать!
— Ладно! А теперь велите меня запереть, что ли!
— Я тебе покажу!
— Да, да, издеваться над людьми — это вы умеете. Больше вы ничего не умеете.
Несколько слов о русском — и он был бы свободен. Но секретарь терпеть не мог, когда к нему были несправедливы. Тогда он упирался и не желал ничего объяснять.
Слух о том, что секретарь похитил сто восемьдесят тысяч марок и поэтому арестован, мгновенно распространился среди пассажиров корабля и дошел до русского раньше, чем секретарь попал в капитанскую рубку.
Русский, не видевший никакой возможности сбежать с парохода до того, как выяснится путаница, и в то же время надеясь добровольным признанием облегчить свою участь, попросил отвести себя к капитану.
Вместе с тремя компаньонами он основал в Берлине механическую мастерскую по починке обуви, с двадцатью тремя филиалами в разных концах города. Однако высокая арендная плата, дорогостоящие машины и прежде всего неучтенное обстоятельство, что в эти времена многие берлинцы не чинили обувь, даже когда подметки пронашивались до дыр, а также попытки преодолеть кризис необеспеченными векселями и чеками — все это привело к злостному банкротству с долгом в сто восемьдесят тысяч марок.
С фальшивыми документами, раздобытыми в Гамбурге, бежал он от двух лет тюрьмы. И теперь деловито рассказал все капитану, с фатализмом человека, который хоть и считал истинной причиной своего банкротства экономическую конъюнктуру, но особенно этого не подчеркивал, ибо понимал, что ему уже ничто не поможет.
Для секретаря капитан был поверженным врагом, трупом, а ударить труп он не мог. С подчеркнутой вежливостью в тоне и взгляде он спросил:
— Не разрешите ли вы мне теперь удалиться?
Капитан кивнул. Вначале симпатия сквозила только в его глазах. Но потом он все-таки спросил:
— Вы, значит, простили меня?
— Да что там, — ответил секретарь. — Мне только жаль этого человека.
— Гм, ничего не поделаешь… Сохранили ли вы хоть часть денег? — обратился он к русскому.
Ответа секретарь не слышал, он уже был за дверью. На палубе он с удивлением заметил, что туман пропал, как будто его и не было. Мир купался в лучах солнца. Воздух вокруг был настолько прозрачным, что в ясной дали, почти у линии горизонта, видны были сверкающие металлические части «Кап-Полонии».
Довольный, опустился секретарь на канат и слово в слово повторил жадно расспрашивавшим друзьям свой разговор с капитаном.
Читать дальше