Пётр Курков - Категория жизни - Рассказы и повести советских писателей о молодежи нашего времени

Хрузов почти летел по коридору. Докторский рывок его был легок и неудержим.

Екатерина Михайловна, нагруженная тремя сумками (две, связанные, висели коромыслом через плечо, одна в руке), медленно шла по уложенной бетонными плитами дороге, тяжело дыша, но не умолкая ни на минуту, словно опасаясь, что не успеет выложить своему попутчику все, что он должен знать о ее сыне, талантливом математике.

Попутчиком был седенький старичок с рюкзаком и сумкой на колесиках, которую он катил позади себя. Сумка визгливо поскрипывала.

Было холодно и сухо. По лазурному, глубокому небу быстро плыли облака. Березовая роща, через которую пролегла дорога, уныло качала оголенными ветвями. На них в философском раздумье сидели черные вороны. Изредка птицы, словно что-то вспомнив, вдруг срывались и с громким карканьем уносились прочь.

— А сейчас Федор заканчивает докторскую диссертацию. Когда он работает, ему нужен абсолютный покой. Знаете, он у меня такой увлекающийся, что порой даже забывает принимать пищу! Если не напомнишь, так и будет сидеть голодным. Сколько раз бывало: рисует какие-то там знаки, а в животе пусто. А матери что нужно? Чтобы ребенок был сыт и здоров.

— Это обязательно, — согласился старичок благодушно.

— Вот еду и думаю: покормила его Эльвира Георгиевна или нет?

Хрузов не ждал приезда матери. Увидев ее из окна, навьюченную сумками, он торопливо выскочил навстречу, проклиная себя за то, что мать так мучается из-за него, возит в трех сумках продукты, всегда стараясь приезжать неожиданно, чтобы сын не встречал ее, не отвлекался от своей работы. Федор знал, что никакие слова не заставят ее отказаться от этих поездок. Она готова расшибиться в лепешку, лишь бы только ее сыну было хорошо. Если бы она осознавала, какую неловкость испытывал Хрузов, когда видел ее, задыхающуюся, на пороге дачи! Несколько раз Федор заговаривал с Екатериной Михайловной об этом, но она не понимала его и обижалась. «Ты еще не такой самостоятельный, чтобы отказываться от моей помощи, а я еще не настолько слаба, чтобы не оказывать ее тебе». Вот и вся ее премудрость!

На даче Эльвиры Георгиевны Пыжовой работалось прекрасно, и он не мог заставить себя уехать. Здесь стояла такая тишина, что Хрузов совсем не пользовался ватой, хотя не забыл взять ее, когда собирался в дорогу. Сосны, растущие прямо на участке, наполняли воздух целебным ароматом. Новые идеи рождались в голове Федора одна за другой.

С Пыжовыми они познакомились недавно. Однажды вечером Екатерина Михайловна открыла дверь высокой, видной женщине с ярко накрашенными губами и обведенными черной тушью карими глазами, над которыми круто изгибались тонкие, как тетива лука, брови. Женщина представилась Эльвирой Георгиевной, соседкой через стенку. «Мне столько говорили о вас, о вашем одаренном сыне, что я набралась нахальства и решила вторгнуться в ваши апартаменты, чтобы познакомиться с такими удивительными людьми». Она наговорила множество комплиментов и произвела на Екатерину Михайловну неизгладимое впечатление. Екатерина Михайловна предложила гостье чай с клубничным вареньем, за которым они мило беседовали о разных пустяках.

Мало-помалу выяснилось, что те музыкальные вечера, которые Хрузов приписывал воображаемой белокурой девочке, устраивает не кто иной, как Эльвира Георгиевна собственной персоной. Образ девочки растаял как дым.

Знакомство все более и более укреплялось. На ответном чаепитии Екатерина Михайловна и Хрузов уже лицезрели не только хозяйку, но и хозяина, крепкого, атлетического сложения мужчину с простым, открытым лицом, а также десятиклассника Эдика, человека молчаливого и, по уверениям матери, способного, а по характеристике отца — отъявленного бездельника и шалопая.

Пожить на даче Пыжовых предложила Хрузову сама Эльвира Георгиевна, как только узнала, что Федор в отпуске и ищет уединенное место для завершения своего труда. Дача-то все равно пустует. А если кто из Пыжовых и приедет туда на пару дней, то никто никому не помешает, потому что комнат предостаточно.

— Что новенького в цивилизованном мире? — поинтересовался Хрузов, снимая с плеча матери ношу.

Екатерина Михайловна прошла в дом, без сил опустилась на стул, поставила рядом сумку и долго сидела так, замерев, восстанавливая дыхание и глядя на сына усталым и немного виноватым взглядом загнанного животного. Наконец она отдышалась и только после этого расстегнула верхнюю пуговицу пальто. В натопленной комнате было жарко.