Пётр Курков - Категория жизни - Рассказы и повести советских писателей о молодежи нашего времени

— Неужто ночью ни одна чужая мышь не бегала за вашими дверями? Ну скажи! — настырно требовал он.

Заткнуть бы уши! Ладно, потерплю, лишь бы мама не услышала. Не этот ли человек по ночам стучался в наше окно? Мама, хорошо, что ты зашла в дом и ничего не услышала.

— Бекмурод! — слабо донесся до меня голос старика. — Оставь ребенка в покое.

Что-то жгло мне горло. Хотелось плакать.

— Бабушка, родная, ведь вы были всему свидетелем, вспомните: у вас в тот день болела голова, вы стонали от боли, не могли спать и беспрерывно ходили по комнате. А я дрожала от страха, боялась — не дай бог вы зайдете в его комнату, я ведь была там, вместе с ним. Вечером мы учили у вас уроки, а потом он не дал мне уйти домой. Вас сначала не было дома, а когда вы вернулись, свет в доме уже не горел, и вы подумали, что он спит. Мы затаились, дрожа от волнения. Вы легли спать. Потом я закричала. Слышно было, как за стеной вы пошевелились. Мы оба застыли…

Вы все-таки зашли к нам. Двери между комнатами не было, вместо нее висела занавеска.

— Сынок, мне нужен анальгин, голова болит, — сказали вы.

— Только не зажигайте свет, торопливо проговорил он, — сейчас я найду для вас анальгин.

Яркая луна освещала комнату, и вы увидели нас обоих. От стыда я спрятала свою голову под подушку.

— Во второй раз ты уже не закрывала лица, я хорошо помню.

— Бабушка, милая, я ведь была там всего одну ночь.

— Значит, второй раз к нему приходила не ты?

— Нет, не я…

— Через день я выгнала его из дома.

Чак-чак…

Плыву на сухом ивовом листочке, длинный хвостик которого, наподобие лебединой шеи, выгибается гордо и красиво. Я обеими руками обнимаю эту тоненькую шею, а прохладный ветерок развевает мою ленточку и несет меня вместе с лодочкой по воде.

Показываются берега, словно чьи-то обнаженные зубы. Какие они страшные! Боюсь плыть дальше. Вдруг моя лодочка с лебединой шеей наскочит на эти зубцы и застрянет? Они похожи на клыки собаки. Или это в самом деле собака Момоджавобак [3] Момоджавобак (тадж.) — Бабушка Эхо, сказочный образ. сидит в засаде, хочет, наверное, лебединого мяса… Я прыгнула в сторону от страшной собаки, но не смогла удержаться и упала прямо в таз: в сыворотке намочила свое нарядное платье-чакан, руку поцарапала о ржавые края таза. Сухие листья ивы тоже промокли и прилипли к подолу.

Наряд испорчен! Что теперь скажет мама! Ведь это мое праздничное платье, которое мама долго расшивала разноцветными нитками. Я надела его сегодня в честь приезда монтажников. Так мне и надо! Кто просил, чтобы я села именно возле этого таза, куда по капле собиралась сыворотка, стекая из мешочка с кислым молоком, подвешенного на ветке ивы. В довершение ко всему я пускала плавать сухие листочки в этой холодной сыворотке, придумав каких-то лебедей и лодочки! Жаль любимое платье.

С большой осторожностью я отжимаю его и иду в сторону высоких подсолнухов, которые растут за суфой. Хочу спрятаться среди них и подождать, покуда подсохнет одежда, чтобы мама не могла заметить меня. А если увидит, что тогда? Пожалуй, она не будет ругать меня, но мне самой станет стыдно смотреть ей в глаза, ведь сколько длинных вечеров и ночей она просидела над каждым узором.

Она вышивала и потихоньку напевала грустные песенки. Мама пела нежно и задушевно, а я под ее пение мечтала. Не знаю, какие это были мечты, но мне казалось, что эти завитушки из разноцветных ниток, искусно разбросанные по белой материи, — отражение моих мечтаний…

Пока платье не подсохнет, посижу здесь, между подсолнухов. Нет, я не буду скучать. Здесь у меня где-то припрятано черное закоптелое стеклышко, вот оно, нашла. Через него можно любоваться солнцем. Теперь и я, как подсолнухи, повернула лицо навстречу потоку лучей: подсолнух своим единственным оранжевым глазом, а я двумя глазами сквозь черное стекло смотрим вместе на солнце.

— Куда же девчушка запропастилась, почему больше к нам не выходит? — услышала я голос старика. Монтажники поднялись на суфу. Меня распирало любопытство. Я потихонечку встала со своего места, чтобы шорохом стеблей подсолнухов не привлечь их внимания, и посмотрела в сторону суфы: мама расстелила для рабочих дастархан!

— Ты девчонку обидел, Бекмурод, — недовольно сказал старик. Ответа не последовало.

— Никогда людям не было толку от тебя и не будет, — сказал Бекмуроду Кадыр.

— Что ты, Кадыр, психуешь? — засмеялся Бекмурод. — Не умеешь обхаживать женщину и психуешь! Ну-ка, расскажите ему, Амон и Самед, про наши приключения! Тебе такое, Кадыр, за всю жизнь не испытать! Расскажи ему, Амон, мою историю. Помнишь, в Сафдаре, когда мы копали осушительную канаву? Расскажи ему в картинках.