Юрий Бунин - Записки судебно-медицинского эксперта

В панике звоню в больницу главному хирургу Соловьеву: «На приеме больной с проникающим ранением живота и выпадением сальника. Что делать?!». «Ничего не делай. Сейчас пришлю машину, вези его сюда, будем оперировать». Я и не стал ничего делать, только прикрыл комок сальника стерильной салфеткой зачем-то — никакого смысла в этом не было. Минут через 15, пробравшись по тогдашним стрежевским лежневкам, подъехала санитарная машина. Еще минут пятнадцать я уговаривал пациента поехать в больницу. Он долго отказывался: «Да ты, доктор, помажь чем-нибудь, йодом или зеленкой, чтоб не чесалось, да и ладно!». Кое-как удалось уговорить… Приехали в больницу. Соловьев попытался поднять майку, чтобы осмотреть живот. Майка не гнется. Хирург молча взял со столика ножницы и разрезал майку от подола до ворота. Увидел торчащий сальник, присвистнул и велел готовить больного к операции. Вместе со мной проходил практику мой однокурсник Толя Кузнецов. Он у нас изображал анестезиолога (настоящий был в отпуске). Наркозный аппарат в больнице был, но из-за древности не работал, и приходилось давать масочный эфирный наркоз, как во времена Пирогова. Больной поднялся в приспособленный под операционную школьный класс.

Его уложили на стол и привязали руки и ноги специальными ремнями. Помните запах перегара? Больной с утра успел хорошо опохмелиться. Надо сказать, что эфир и алкоголь — это адская смесь, она вызывает сильное психоэмоциональное и мышечное возбуждение. Толя накрыл лицо пациента специальной маской и начал на нее капать из флакона эфир. Я подошел к операционному столу и приготовился обрабатывать операционное поле. Больной внезапно заскрипел зубами и выдал порцию многоэтажного мата. Но это пустяки! Согнул могучую руку, и толстый кожаный ремень лопнул, как резинка от трусов! Стоявшая рядом стойка с флаконами растворов для переливания улетела в угол операционной. Согнул другую руку, лопнул второй ремень, и уже я улетел в другой угол операционной! Слава Богу, я успел поднять руки вверх и, больно ударившись спиной, умудрился не испачкать стерильные перчатки. На громогласный мат больного и вопли медсестры и санитарки прибежал главврач Лихачев (благо его кабинет был рядом). Лихачева Бог тоже силушкой не обидел. Общими усилиями, в которых мы с Соловьевым участия не принимали, больного привязали к столу простынями. Толя добавил эфира, больной, наконец, зачах и мы смогли приступить к операции. Закрыв салфетками сальник, хирург приподнял его, и мы увидели, что на животе рана (потом оказалось, что ножевая), из просвета которой он и торчал. Удивительно, но по краям раны была лишь неширокая полоска кожи (до 1 см), покрасневшая и слегка отечная, она и чесалась. Подтянув сальник вверх и захватив ножку зажимами, перевязали ее и отсекли «зеленую» часть.

Тщательно обработав культю, оставили ее на зажимах. Края раны послойно от кожи до брюшины иссекли. Для ревизии брюшной полости Соловьев рассек брюшную стенку вверх и вниз от раны. Тщательно осмотрев желудок, петли кишечника и брюшину, мы не обнаружили в брюшной полости ни крови, ни каких-либо повреждений. Осмотрели остаток большого сальника и, от греха подальше, удалили его практически весь. На всякий случай промыли брюшную полость раствором антибиотика, осушили и я, по указанию Соловьева, послойно зашил ее наглухо. Мирно спящего больного увезли в послеоперационную палату. После операции я спросил хирурга: «Почему мы, зная, что он нетрезв, дали общий наркоз, можно было ведь оперировать под местной анестезией?». «Потому и дали, — ответил он, — что не знали, есть ли у него в брюхе повреждения и сколько времени придется там копаться». У меня в тот день было ночное дежурство. Я несколько раз заходил в палату. Больной уже проснулся, чувствовал себя удовлетворительно и настойчиво просил дать ему опохмелиться. Я, конечно, не дал. Но, как потом выяснилось, ходячий сосед по палате куда-то сбегал и чего-то принес. Часов в двенадцать я решил еще раз проведать больного. Захожу в палату — все спят, его койка пуста. У меня на голове зашевелились волосы, которых тогда было еще много. В истории болезни узнал адрес (номер вагончика), разбудил дежурного шофера. С большим трудом в темноте нашли тот самый вагончик. Несмотря на поздний час, жильцы еще «гудели», но моего больного не было. На мой истерический вопрос соседи ответили, что Петька (больной то есть) недавно заходил, выпил стакан водки, занял денег и куда-то уперся. Утром я от хирурга получил по полной программе (проворонил послеоперационного больного!). Пришлось доложить главврачу. Он мне еще добавил и попытался найти больного через милицию. Черта с два!.. Прошло около месяца. Уже во второй половине августа иду куда-то по лежневке и натыкаюсь на этого самого Петьку. На нем те же штаны и майка, только синяя. Идет веселый и опять под хмельком. Я поймал его за майку и притормозил. С его самочувствием было все ясно. Но я спросил, где и как он снимал швы.