Юрий Бунин - Записки судебно-медицинского эксперта

Транспортный прокурор в возбуждении уголовного дела отказал. Через полгода он позвонил мне и посоветовал «сушить сухари» — семья Г. подала на нас со Шнайдером заявление в прокуратуру. Кроме предвзятости (самое мягкое), Г. обвинили нас в жестокости и «фашистских» методах воспрепятствования освидетельствованию потерпевшей. К счастью, нас не посадили. Семья Г. заявила гражданский иск Узловой больнице на очень крупную сумму (врач-гинеколог к этому времени слинял из Томска куда-то подальше).

Была назначена экспертиза (мы выполняли исследование). Перед экспертами поставили 10 вопросов. Эксперты во главе с профессором А.И. Осиповым написали буквально «диссертацию» о традициях удаления клитора и малых половых губ у женщин Ближнего Востока и Африки (в России и в Сибири — у скопцов), ссылаясь на огромное количество исторических и литературных источников (потому-то нас и не посадили).

Насколько мне известно, семья Г., не удовлетворенная отказом суда в иске, обратилась с жалобами в московские инстанции. Подай-то им Бог…

Впервой части «Записок» есть глава об эксгумации, которой не было. Не по нашей вине.

Здесь речь пойдет об автонаезде, которого не было.

В селе Зоркальцево 1 августа 1997 года некто Г. решил съездить в магазин за сигаретами. Был воскресный день, и Г. перед этим выпил немного вина. После постройки объездной магистрали село Зоркальцево, которое раньше стояло «на бойком месте», стало тихим и движения автомобилей по главной улице почти не было. Не стало в селе и работников ГАИ. Местные жители поэтому позволяли себе ездить по селу поддатыми, что, конечно, их не украшает.

Купив сигареты, Г. поехал домой.

Скорость движения автомобиля «М-2141» не превышала 40 километров в час. Но что-то случилось с дросселем газа, мотор взревел, и водитель, от неожиданности свернув в кювет, проехал по нему метров 50 со скоростью 50–60 километров в час. Потом «ездец» опомнился, вернулся на шоссе, отрегулировал подачу топлива и поехал домой.

Казалось бы, инцидент исчерпан. Но только казалось. На лужайке, мимо которой по кювету промчался «Москвич», играли дети. Увидев едущую с ревом мотора машину, они, естественно, испугались и бросились прочь. При этом две девочки 10–12 лет столкнулись друг с другом и упали. Мать одной из девочек, М., в это время полола огород и, случайно подняв голову, увидела упавшую плачущую дочь и удаляющийся автомобиль.

Все! Контакт замкнулся! Мама решила, что дочь сбита машиной, и помчалась вызывать скорую помощь.

Пока «скорая» ехала из Тимирязевской ЦРБ, девочка и забыла уже о том, что падала. Тем не менее, узнав от мамы об «автонаезде», врач предложил отвезти ребенка в Томск. Мать отказалась, сославшись на знакомую бабку, которая «поправит» девочке голову. «Скорая» уехала.

На следующее утро родители привезли девочку в Детскую хирургическую больницу № 4 и настояли на госпитализации. Ребенок провел в больнице три недели с диагнозом «сотрясение головного мозга, гематома брюшной полости». Но это только начало истории.

По заявлению родителей в понедельник на «место ДТП» выехали сотрудники Томского районного отделения ГАИ. Составили протокол осмотра места происшествия и схему ДТП, на которой траектория движения незадачливого «Москвича» заезжала далеко на лужайку, было отмечено место «наезда» и даже место отбрасывания «потерпевшей» Юли М. Нашли свидетеля, который, идя по противоположной обочине, «видел, как из кювета на лужайку вылетел «Москвич» на скорости более 100 километров в час и сбил двух девочек». Возбудили проверку, а потом и уголовное дело по факту автонаезда на Юлю М. Расследование дела затянулось, и более года спустя материал поступил в Отдел сложных экспертиз БСМЭ.

В конце октября 1998 года, обсудив этот случай с доцентом А.Д. Шнайдером, большим специалистом по автотравме вообще, и по черепно-мозговой травме в частности, мы пришли к общему мнению, что с диагнозами многое неясно. Дело в том, что при поступлении Юли М. в ДХБ № 4 в истории болезни жалобы на потерю сознания после травмы, тошноту и рвоту на следующее утро были записаны «со слов матери». Сама девочка ни на что не жаловалась. Кроме того, в истории болезни имелся специальный бланк, в котором невропатолог подробнейшим образом должен отметить проявления черепно-мозговой травмы. В этом бланке было прямо написано: «Жалоб нет, ушибы головы отрицает, знаков приложения травмы и болезненности в области головы нет». Далее, в специальных графах абсолютно никаких проявлений сотрясения головного мозга отмечено не было. Нас восхитил диагноз: «Тем не менее, поскольку, со слов матери, накануне была потеря сознания и рвота, констатирую наличие сотрясения головного мозга» (!).