Юрий Додолев - Что было, то было. На Шаболовке, в ту осень...

— Белый свет повидаешь, — продолжал Серафим Иванович, — разные города: Майкоп-город, Батум-город, Ириван-город. Там армяне живут, — пояснил он, словно я не знал этого.

Я вспоминал однополчан, разговоры в насквозь простуженном блиндаже, с потолка которого во время артналетов сыпалась земля, попадая за воротник, и утешал себя: «Я теперь всюду побываю, все увижу, на все посмотрю собственными глазами». Даже боль о Вальке притупилась.

— Вы бывали в этих городах? — спросил я.

— Вопрос! — откликнулся Серафим Иванович. — В Ириване-городе я в госпитале лежал. Оттуда прямым ходом на Кубань махнул.

— И в Батуми бывали?

— Приходилось. — Стараясь поспеть за мной, Серафим Иванович налегал всем телом на костыль, приволакивая протез. — Я, считай, весь Кавказ изъездил. Все повидал. И ты все повидаешь.

— Красивые эти города?

— Знамо. — Серафим Иванович засопел. — Базары тама — ахнешь!

— А музеи, театры?

— И энтого хватает.

— Бывали там?

— Где?

— В музеях.

Серафим Иванович покосился на меня, словно проверял серьезно я спрашиваю или посмеиваюсь. Убедившись, что я спрашиваю серьезно, он проворчал:

— Энто мне ни к чему. Я все больше по базарной части.

— А мне в музеях побывать хочется, в театрах! — признался я.

— Побываешь, — пообещал Серафим Иванович. — Вдвоем ездить веселее. Ты за моими чеймоданами приглядишь, я — за твоими. Может, и подмогнешь мне, инвалиду. У меня одна рука свободная, а у тебя две.

— Конечно, помогу! — воскликнул я, желая отблагодарить Серафима Ивановича за все то хорошее, что он собирался сделать для меня.

— За сколько метишь продать свой демисезон? — спросил Серафим Иванович, когда впереди показалась барахолка.

Я понимал, что пальто стоит дорого, но сколько — не представлял, и брякнул наобум:

— За полторы тысячи!

Серафим Иванович устремил на меня глаза-льдинки:

— Все, что сверх выторгую, пополам?

— Ладно, — пробормотал я, чувствуя, что снова продешевил

— Лицованное оно? — спросил Серафим Иванович.

— Лицованное.

— Ты смотри не ляпни об этом, — предупредил Серафим Иванович и велел мне, снять пальто.

Я снял его и только перекинул через руку, как на меня налетели перекупщики. Они тискали драп, рассматривали подкладку, обшлага и на все лады хаяли пальто.

— Полтора куска дам, — сказал один из них.

Серафим Иванович хохотнул:

— Энтон демисезон три с полтиной стоит.

Перекупщики отошли, ворча что-то. Я подумал, что такого пальто у меня больше никогда не будет, и почувствовал себя виноватым перед матерью, которая, несмотря на голодные времена, сохранила для меня это пальто, перед Катюшей, перешившей его. Я хотел сказать Серафиму Ивановичу, что раздумал продавать, но ничего не сказал.

— Сколько просишь? — спросил меня какой-то юркий человечек с мигающими, слезящимися глазками.

— Три с полтиной, — объявил Серафим Иванович.

— Ого! — И человечек отошел.

— Шляются тут всякие, — проворчал Серафим Иванович.

Пальто возбуждало всеобщее любопытство. К нему часто приценивались, но никто не покупал. Я хотел сказать Серафиму Ивановичу, чтобы он скостил немного, но в это время к нам подошел высокий и тощий грузин. Вначале он примерил пальто, а потом спросил:

— Сколько?

— Три пятьсот, — сказал Серафим Иванович.

Грузин поцокал.

— Энтот демисезон в Москве сшит, — прогудел Серафим Иванович. Он, видимо, почуял настоящего покупателя.

— Уступи немного, — попросил грузин.

— Немного можно, — согласился Серафим Иванович. — Окончательная цена — три куска.

— Два с половиной, — сказал грузин.

— Нет. — Серафим Иванович покрутил головой. — Самим дороже обошлось.

Грузин примерил пальто еще раз, оглядел себя и, не снимая его, стал отсчитывать деньги.

— Магарыч с тебя, — сказал Серафим Иванович, когда грузин ушел. — Надо спрыснуть твое вступление в СДС.

— Куда, куда?

— В СДС, — повторил Серафим Иванович. — Так наши люди себя называют. Спекулянт дальнего следования означает это. Мы пол-России кормим. Хоть и не любят нас, хоть и сажают, а без нас плохо. Где чего нет, на нас надежда. На Кубани, к примеру, посолонцеваться любят, а селедки нет. Вот мы и возим туда тюльку. На Кавказе с маслом, мылом туго — обеспечиваем.

— Совестно спекулировать, — сказал я.

— Захочешь жрать — перестанешь совеститься! — отчеканил Серафим Иванович. И добавил: — Пошли куфайку покупать и чеймодан.

Телогрейку и чемодан мы купили быстро. Серафим Иванович остановил верткого человечка, шныряющего по барахолке, пошептался с ним и сказал, обратившись ко мне: