Юрий Додолев - Что было, то было. На Шаболовке, в ту осень...

Так я прожил неделю. Мои карманы были всегда набиты мандаринами, орехами, конфетами. Я все время что-нибудь жевал.

Я чувствовал себя как в раю. Мне все нравилось: и смуглолицые грузины, и темноокие грузинки, и листья на деревьях, зеленые, несмотря на декабрь, и обилие солнца. А потом обнаружил: денег осталось с гулькин нос. Стал экономить. Но разве можно экономить, когда кругом одни соблазны?

Когда прошло десять дней, тетка Ульяна спросила:

— Съезжать будешь?

«Куда съезжать?» — приуныл я и признался, что у меня ни копейки.

Тетка Ульяна устремила на меня взгляд. Смотрела она долго. Я видел по ее лицу — она что-то взвешивает, что-то соображает. Я ждал, не испытывая ни беспокойства, ни страха, потому что верил в свою звезду.

— Ладно, живи пока, — сказала тетка Ульяна, видимо, приняв какое-то решение.

Так я очутился на полном иждивении тетки Ульяны и стал помогать ей по хозяйству: колол дрова, носил воду, ходил на базар.

Дней через пять тетка Ульяна сказала:

— Надо тебе какое ни то дело сыскать.

— Каждый день пытаюсь устроиться на работу, — соврал я, — но пока ничего подходящего.

— Известное дело, — легко согласилась тетка Ульяна. — Хорошие места уже заняты, а на обыкновенных по нынешним временам не очень-то разживешься… В месяц небось рублей восемьсот кладут?

— Даже меньше.

— Вот видишь! — Тетка Ульяна пригорюнилась. — Тебе надо место повыгодней, чтобы было чем семью прокормить… Насчет Анютки-то не надумал?

— Нет пока.

— Зря. Чем девка не девка?

Я промолчал.

— Нравится она тебе?

— Ничего.

— Вот и женись! Разве так-то лучше — неухоженный, необстиранный?

— Чего ж хорошего.

— Мать у Анютки хозяйственная, — продолжала тетка Ульяна. — Хата у них справная, на весь хутор славится, корова дойная, куры — поискать таких! Дарья работу тебе сразу сыщет, она авторитетная, с большими начальниками дружбу водит. Будешь ты как у бога за пазухой жить и мне в случае чего службу сослужишь. Как-никак я свахой буду тебе доводиться.

Я удивился.

— Знакомство с хорошим человеком никогда не помешает, — пояснила тетка Ульяна. — Дарья меня не очень-то жалует… Серафим Иванович рассказывал — не знаю, сбрехал или нет — у Давыдовых сахар водится. Вот ты и пришлешь для первого раза немного. Страсть как люблю чайком побаловаться, а сахарок сейчас кусается.

— Целый день у них пробыл — никакого сахара не видел, — возразил я.

— Не врешь?

— А с какой стати мне врать?

— И то, — сразу поверила тетка Ульяна. — Значит, набрехал Серафим. И кто его за язык дергает? — Она побранила Серафима Ивановича и спросила: — Как же порешим?

— Молодая еще Анюта, — сказал я.

— И-и-и! — воскликнула тетка Ульяна. — Раньше еще моложе замуж выходили — и ничего. Я тебе дело советую, а там поступай как знаешь: своя голова на плечах.

«Чем Анюта не жена?» — в который уже раз прикинул я.

Мысли ворочались, как жернова. Мне хотелось избавиться от той боли, которую вызывали думы о Вальке. Иногда становилось так больно и так горько, что хоть в омут.

— Как же? — поторопила меня тетка Ульяна.

— Повременить надо, — сказал я, отведя глаза в сторону.

В эти дни у тетки Ульяны никто из приезжих не ночевал, и по вечерам, коротая время, мы часто играли с ней в подкидного. Когда кончался кон, тетка Ульяна подходила к пузатенькому буфету, стоявшему в глубине комнаты, и, отвернувшись, выпивала рюмку наливки.

Утерев ладонью губы, спрашивала:

— Хочешь, налью? Вишневая наливочка — одна сладость.

— Спасибо, — отвечал я. — Не хочу.

Тетка Ульяна говорила, довольная:

— Нравится мне, что ты это дело не жалуешь. А я думала, пьяница ты. Я даже Вальке так сказала, когда ты нализался, а она на дыбки. Защищала тебя. Красивая она на лицо, но непутевая.

Из пристройки, примыкающей к дому, доносились голоса. Там жили квартирантки — две женщины, которых я ни разу не видел: они уходили рано и возвращались поздно, и какая-то старуха.

— Откуда они? — поинтересовался я.

— Издалека, — ответила тетка Ульяна. — У одной муж тут в госпитале, где я работала, по сю пору плашмя лежит, а другая с городу, запамятовала название, где фашист страсть как лютовал, камня на камне не оставил. А старуха вроде бы как побирушка. Я их не касаюсь, плату они вносят — и ладно.

Через несколько дней, когда тетка Ульяна снова вспомнила Вальку, я признался, что написал ей.

— Зря, — сказала тетка Ульяна. — На нее ты не надейся. Лучше к Серафиму Ивановичу прибивайся. Поездишь с ним, деньжат поднакопишь, а там видно будет. Может, насчет Анютки решишь. Я надежду имею — Серафим Иванович согласится взять тебя. Он тоже воевал и даже увечье получил. Если ты понятливость проявишь, то бо-ольшие деньги нажить сможешь. Поговорить с ним, когда он приедет?