Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

— Милая Барбара!

«Мысленно я разговариваю с тобой так, словно мы и сейчас вместе. И тут же представляю себе твои глаза в минуту нашей встречи. Я считаю часы. Я хочу их видеть, твои глаза».

«Он хочет их видеть…», — подумала Матильда и чуть заметно улыбнулась. Ребенок успокоился, боль затихла. Матильда подложила себе под голову подушку, улеглась поудобнее и начала внимательно перечитывать длинное, на четырех страницах, письмо Уэстона с самой первой строчки: «Матильда, моя дорогая жена!»

В комнате стало так тихо, словно в ней не было ни души.

Лужайку перед домом освещало весеннее солнце. Привратник сгребал лопатой последний снег у забора. Певчие птицы еще не прилетели, в саду хозяйничали взъерошенные воробьи и два гладких дрозда. Но на каштане, таком черном, что он напоминал рисунок углем, уже смолисто поблескивали почки.

Несколько дней спустя старый каштан покрылся светло-зеленым кружевным покрывалом; два дрозда, пьяные от весеннего воздуха, как сумасшедшие носились взад и вперед по саду, прочерчивая в небе черные косые линии, — они так волновались, словно им одним предстояло подготовить природу к великому празднику цветения.

Прямо с аэродрома Уэстон отправился в клинику, где в белой палате лежала Матильда, — рядом с ней стояли весенние цветы, которые он заказал в цветочном магазине. По звуку шагов Матильда узнала, что это он, и приподнялась на кровати. В своей чересчур просторной, накрахмаленной ночной рубашке с длинными рукавами (изделие матери) Матильда походила на молоденькую девушку, еще не познавшую любовь.

Уэстон вошел. Долгих недель разлуки как не бывало; он взглянул на Матильду так, будто не выходил из этой комнаты. Пристальный безмолвный взгляд, которым Уэстон так часто и так безуспешно вопрошал Матильду о самой сокровенной тайне их близости, всегда был для молодой женщины самым волнующим доказательством его любви.

Несколько мгновений Матильда и Уэстон были заняты разгадыванием тайны их счастья. А потом Узстон сел рядом с кроватью жены, и его глаза потемнели от радости.

Матильда увидела какие-то новые черты на лице любимого — много недель он жил в другой стране, дышал иным воздухом, наблюдал иную жизнь. Она заметила что-то новое в его взгляде, изменились даже его свежие загорелые щеки. Но в чем заключалась эта перемена, Матильда не знала. Ласковые, быстрые поцелуи должны были помочь Матильде разгадать его мысли.

Дома Уэстон весело беседовал с привратником, распаковывавшим его чемоданы, и с женой привратника, которая принесла ему поесть. Потом они ушли к себе.

Уэстон остался один. Их жилище опустело. Уэстон ходил по комнатам, внимательно разглядывая все вокруг, словно человек, намеревающийся снять дом. Жизнь покинула эту большую, красиво обставленную виллу. «Будто ее обитатели умерли!» — подумал Уэстон. И сразу же испуганно подавил мысль о том, что Матильда может умереть при родах. Теперь он старался представить себе, что ребенок уже родился. Вот он лежит на освещенной солнцем лужайке у ног матери. Мать весело подняла младенца над головой, а потом прижала его к груди. Он увидел лицо Матильды! С радостью и гордостью Уэстон подумал: «Мне довелось совершить самое трудное на земле — принести счастье другому человеку». Он обернулся, будто хотел подойти к молодой матери. Но тут картина мирного счастья исчезла. Внезапно пробудившийся страх заставил Уэстона схватить телефонную трубку.

Дежурная сестра сказала Уэстону, что она не может соединить его с Матильдой, так как у Матильды начались схватки. На его вопрос, можно ли ему прийти в клинику, сестра, смеясь, ответила:

— Вы-то как раз нам не понадобитесь.

«Она смеялась, да, она смеялась», — растерянно повторял Уэстон.

Сестра учила Матильду, в какой позе ей надо лежать и как вести себя, чтобы ускорить роды. «Мать должна помогать себе во время схваток», — говорила сестра, держа Матильду за руку.

На лбу Матильды выступили крошечные капельки пота, но она все еще храбро улыбалась. Обе женщины хорошо понимали друг друга.

У Матильды кончилась схватка, и сестра пошла в соседнюю палату к женщине, у которой уже было двое детей; ей она дала те же испытанные советы.

— Знаю, знаю. Я всегда стараюсь представить себе, будто мне надо грести против течения. Лодка большая и очень медленно продвигается вперед, а мне очень трудно.

— Что вам трудно?

— Грести. Но это помогает.

Матильда уже забыла о жестокой боли во время схватки. Неподвижно лежа на спине, она разглядывала застывший на потолке блик от лампы, похожий на тусклый серп луны. Она думала о ребенке, который вот-вот вступит в жизнь. Первое, что он увидит, будет эта палата. Быть может, его взгляд упадет сперва на стол, а быть может, на лампу. Для него это будут фантастические предметы того мира, с которым ему предстоит постепенно знакомиться. Трудно поверить, что за короткое время он изучит язык, созданный людьми за миллионы лет! В один прекрасный день ребенок, который шевелится сейчас в ее чреве, начнет учить грамматику. Матильда покачала головой. Нет, это нельзя себе представить.