Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Матильда, для которой филигранный остов каждого листка, созданный с такой разумной целесообразностью, был непостижимым чудом природы, не могла считать маленького человечка, вскормленного ею, только лишь своим созданием. Она рассматривала себя как промежуточное звено, способствующее возникновению новой жизни, как орудие некоей всемогущей и вездесущей силы. Что же представляла собой эта Сила? Матильда еще успела подумать, что тут знания и разум молчат, уступая место вере. А потом она уже ни о чем больше не думала. Все ее тело изогнулось. Судорожная яростная боль раздирала ее внутренности, рвала ее тело на куски, резала его ножом. Сердце Матильды напряглось до предела. Глаза вылезли из орбит. Она задыхалась. «Вот, значит, в каких муках рожают женщины».

— Это еще только начало. Тяжелых схваток у фрау Уэстон надо, видимо, ждать не раньше завтрашнего утра, — сказал врач дежурной сестре, осматривая соседку Матильды. — Ну, а здесь скоро начнется. Головка уже показалась. Теперь тужьтесь. Да посильнее, не бойтесь!

— Да, не бойтесь! Хотела бы я знать, как вы бы вели себя на моем месте, — со стоном сказала роженица; от напряжения вены у нее на висках вздулись, словно вот-вот лопнут.

Вскоре новорожденный уже лежал в заранее согретой кроватке, а мать, все еще дрожа, спрашивала с сердитой улыбкой:

— Сколько же он весит?

Когда схватка прекращалась и боль отпускала, Матильда чувствовала несказанное облегчение, и это давало ей силу перенести новую вспышку боли.

Эта ночь была самой длинной в ее жизни; каждая новая схватка подтачивала силы Матильды, она все больше слабела, а схватки становились все тяжелее. Как-то раз в промежутке между схватками Матильда задремала. Ей приснилось, что она неподвижно лежит на поверхности океана под серым серпом луны. Издалека к ней приближается волна — грозный водяной утес с гигантскими когтями, которые впиваются в ее тело и вырывают ее из объятий сна, чтобы вновь бросить в жгучий пламень боли. Она больше не могла выносить эту боль, она потеряла все свое мужество и перестала стыдиться — она кричала. Судорожно набирая воздух в легкие, она кричала безостановочно — крик стал ее единственной опорой. Она цеплялась за него, чтобы не захлебнуться в море страданий, бушевавшем в ее теле.

Утром пришел Уэстон. Сестра отвела его в узкую проходную комнату, где мужчинам, чьи жены кричали за двойными, обитыми войлоком дверями, надлежало дожидаться радостной вести. На стенах висели пестрые веселые картинки, изображавшие счастье молодых матерей.

Уэстон спросил, как его жена провела ночь, — он явно старался казаться спокойнее, чем был на самом деле. Дежурная сестра, уже давно втайне потешавшаяся над растерянным лицом посетителя, сказала с приветливой улыбкой:

— Ваша жена очень храбрая женщина, все идет хорошо. Вообще женщины — настоящие героини.

Оставив Уэстона в приемной, она отправилась к Матильде.

Сестры в родильном доме из своеобразного чувства женской солидарности считали себя врагами мужчин, которые награждали своих жен детьми, а потом являлись сюда и, дрожа как осиновый лист, дожидались конца родов. Сестры мстили за своих исстрадавшихся подруг; с приветливой улыбкой на устах они чаще, чем следовало, пробегали через проходную комнату, наслаждаясь видом будущих отцов, вызывавших в них несколько презрительное сочувствие, какое вызывают заведомо смешные персонажи.

Матильда, не отрываясь, смотрела в сад, залитый весенним солнцем. Потные пряди волос прилипли у нее ко лбу. Не только губы и веки, но и все лицо дрожало. Матильда спрашивала себя, как она могла пережить эту ночь невыносимых страданий. В перерывах между схватками в ней каждый раз, неведомо откуда, пробуждались новые силы. Несмотря на свое хрупкое сложение, Матильда переносила муки, которые сломили бы самую здоровую женщину. Но теперь она совсем обессилела, хотя самое трудное еще только начиналось. С раннего утра Матильда знала, что она в опасности.

Новая схватка была как раскаленные щипцы, которые с каждой секундой все сильнее впиваются в истерзанное тело. Матильда перестала кричать, у нее не было сил даже на крик. Черты ее лица стали строгими, словно она уже стояла на пороге смерти. Под скулами залегли тени — желтовато-зеленые треугольники. Теперь Уэстон представлялся ей всего лишь светлым пятном в недосягаемой дали.

Она опять одна.

У кровати Матильды стояла сестра. Она уже не давала ей советов. Вдруг Матильда с глубоким стоном выдохнула воздух. Она явственно почувствовала, как внутри у нее что-то оборвалось. Вскоре отошли воды. Сестра бросилась за врачом.