Распрощавшись с осенью, они въехали в звонкое, ясное лето.
Мать Матильды сняла для молодоженов две комнаты в скромном семейном пансионе, где она останавливалась вот уже двадцать пять лет — каждый раз, когда приезжала в город продавать мед со своей пасеки. Любуясь осенними розами, мать беседовала с садовником; с тем самым садовником, который, к ее величайшему неудовольствию, увидел когда-то тринадцатилетнюю Матильду, нагую и неподвижную, как статуя, в сверкающей короне. Четыре шланга для поливки цветов были по-прежнему расположены квадратом — те же самые шланги, из которых в тот день била вода, образуя гигантскую корону из радуг, освещенную солнцем.
Машина Уэстона медленно продвигалась вперед по оживленной привокзальной улице; проезжая по ней, тринадцатилетняя Матильда впервые в жизни увидела город, счастливая и доверчивая, нисколько не удивляясь красивым вещам в витринах, ибо о них ей уже давно поведала красная книга сказок. Двадцатипятилетняя Матильда ни разу не вспомнила о тяжелых годах, прожитых в этом городе с Зилафом. Она тихо сидела рядом с Уэстоном, растроганная до глубины души, — ведь все, о чем она мечтала в тринадцать лет, так чудесно сбылось.
Когда Матильда вышла через стеклянную дверь в сад, не сняв даже шляпки, и увидела садовника около вертикально поставленных шлангов, она вдруг вспомнила слова матери: «Когда-нибудь ты станешь взрослой и выйдешь замуж. И твой муж наверняка не согласится, чтобы ты при всем честном народе разгуливала голой». «Разумеется, не согласится», — подумала Матильда, радостно целуя мать и подавая руку садовнику, ставшему невольным свидетелем того, как Матильду изгнали из рая.
На следующее утро молодожены занялись покупками. Долгое время они ежедневно ходили по антикварным магазинам, хотя из лондонской квартиры Уэстона прибыли не только ящики с книгами, но и белье, столовое серебро, картины и фарфор. Когда Матильда и Уэстон поселились у себя в доме, сад уже был устлан коричневым ковром — листьями ореха и каштанов, а спустя несколько дней выпал снег.
Их дом стоял среди невысоких холмов, из окон открывался красивый вид на озеро; верхний этаж дома был оштукатурен и покрашен желтой краской; нижний, сложенный из светлых каменных плит, казалось, был построен на века; здесь находились жилые комнаты, носившие явственный отпечаток вкуса их владельцев, которые намеревались прожить в них долгую жизнь. Окна с тяжелыми массивными рамами и хорошо пригнанные двери также являлись гарантией того, что следы быстротекущего времени еще долго не появятся в этом теплом и светлом доме.
В трех комнатах над гаражом поселился привратник с женой. Они были родом из той же долины, что и Матильда. У них был пятилетний сынишка. Как-то раз, прогуливаясь по белому саду, Матильда подошла к заснеженному орешнику, на котором кое-где еще висело несколько орехов, — можно было подумать, что они выросли прямо на снегу. Среди увядших мертвых листьев — иные из них стали совсем синими — болтались мальчишечьи ноги; чей-то голосок произнес:
— Как будет, когда ты родишь ребенка, — разве ты узнаешь, от кого он?
Чудо, происходящее с Матильдой, умиляло ее больше всего именно потому, что она носила ребенка Уэстона, ребенка самого дорогого ей человека. Именно это казалось молодой женщине непостижимой загадкой.
Нет, она была не просто счастлива, она испытывала какое-то особое чувство просветленности.
Собственно говоря, вся история Матильды сводилась к тому, что сперва она неудачно вышла замуж, а потом встретила человека, предназначенного ей судьбой. Матильду никогда не прельщали внешние блага, теряющие всякую цену, как только человек их добивается. С самого начала она стремилась к одному — быть любимой тем, кого она сама полюбит, иметь от него детей, прожить с любимым до самой смерти. Это желание, казалось бы, весьма легко осуществимое, испытывают почти все женщины на земле, но далеко не все могут осуществить. Мечты Матильды сбылись только благодаря Уэстону.
Матильда, набиравшаяся уму-разуму в маленькой деревушке, а потом прошедшая через брак с Зилафом, догадывалась, что ее небогатая событиями, столь обыкновенная жизнь на самом деле необыкновенна, резко отличается от миллионов человеческих судеб. Идя навстречу Уэстону по тропинке, расчищенной им вместе с привратником, Матильда думала: «Вот он, мой избранник, я его жена, и он меня любит; у меня будет от него ребенок. От меня и от него родится новое существо. От меня и от него. Такова жизнь. Но постичь я это все равно никогда не смогу».
Читать дальше