Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Несколько секунд Астра удивленно смотрела на красное клетчатое платьице, а потом, сообразив, у кого надо искать ответа, обратилась к старшему мальчику:

— Это еще что такое?

Не меняя позы, охотник на орлов коротко бросил:

— Это — невеста.

— Какая невеста?!

— Похищенная!

Малыш вытянул шейку и тоже заговорил:

— Ведь я — Саламбо.

На обратном пути домой Матильда шла позади ребят, с умилением думая о том времени, когда она будет вот также гулять со своим ребенком. «Уэстон и ребенок! Больше мне ничего в жизни не надо! Ничего!»

Между детьми разгорелась ссора, так как новое платьице оказалось разорванным. Под конец сестренка, которая уже признала себя побежденной, торжествующе бросила в лицо охотнику:

— Ты потом, правда, выровнялся, но головка у тебя была слишком большая.

На столе Уэстона лежали две стопки черных клеенчатых тетрадей, в них были выписки из справочников и бесчисленные заметки — плод многолетней кропотливой работы, которую Уэстон проделал когда-то, чтобы написать историю Англии. За три года, прожитые на Яве, он ни разу не заглянул в эти тетради.

Сейчас Уэстон сидел за столом с видом человека, достигшего цели, к которой стремятся все люди, — он устроил себе жизнь по своему вкусу и желанию. В соседней комнате была Матильда, его жена, а перед ним на столе лежал план труда всей его жизни. Теперь он мог к нему приступить.

В эту ночь в лесу царила мертвая тишина. Казалось, ели сдвинулись теснее, чтобы вместе встретить надвигающуюся бурю. Было темно, хоть глаз выколи. Погасив свечу, Матильда сидела на кровати.

Уже первая молния, за которой не последовало грома, залила комнату таким ослепительно-белым светом, что Матильда увидела себя в зеркале, висевшем на противоположной стене, яснее, чем днем. А потом непроницаемая тьма опять бесшумно поглотила все окружающее, словно никакого света и не загоралось, словно на земле вообще не могло быть ничего, кроме этой черной мертвой тишины, окутавшей неподвижный, склонившийся долу лес.

Повременив немного, закапал дождь и через секунду перестал, — казалось, больное небо с трудом выжало из себя несколько слезинок. Новая молния прорезала черную непроницаемую вату, и Матильда опять увидела себя в зеркале.

Уэстон тихо вошел в комнату.

— Иди сюда, я не сплю, — сказала Матильда.

Он сел к Матильде на кровать. Слабый отблеск молнии, потерявший свою силу, словно белая рука, мелькнул в темноте.

В лесу завыл какой-то зверь. Матильда поднесла руку к шее.

— Можно подумать, что все вокруг умерло.

Каждый раз, когда молодая женщина открывала рот, ей чудилось, что из висков у нее вылетают искры.

Неведомый зверь завыл снова. Уэстон сказал, что так бывает перед землетрясением. В Индонезии он пережил это несколько раз.

— Тебя охватывает чувство, не похожее ни на какое другое. Оно не имеет ничего общего со страхом. Когда колеблется земля, на которой ты стоишь, забываешь обо всем на свете, даже о страхе.

Не успела погаснуть молния, ослепительная, словно вспышка магния, как раздался короткий, резкий удар грома. А потом комната снова погрузилась в тьму, но Матильде все еще казалось, что ее кровать стоит дыбом.

Молния расколола неподвижную толщу облаков, и через эту небесную щель ураган обрушился на лес, который, словно единое целое, раскачивался взад и вперед, пока облака снова не сомкнулись и протяжный вой бури не замер, стеная вдали.

Вдруг весь лес стал желто-зеленым, как будто его осветило солнце. После этой первой молнии, разрядившей неимоверное напряжение, которое сковывало природу, молнии вспыхивали почти непрерывно, и было непонятно, за какой из них следует тот или иной удар грома. Светло-зеленый лес то исчезал, то снова появлялся из густого мрака, такой же зеленый, как днем; и за каждым раскатом следовал новый раскат. Внезапно из туч с сокрушительной силой хлынули потоки воды, словно на небе прорвалась гигантская плотина.

Матильда зажгла свечу.

— Что делает сейчас зверье? Как оно спасается от этого потопа? А птицы, жуки, бабочки и всякая мошкара? Каким образом они ухитряются пережить такую грозу?! И все же завтра утром при свете солнышка ты увидишь у ручья стрекоз.

Уэстон взял руку Матильды и стал осыпать ее короткими поцелуями.

— Я хотел с тобой поговорить.

Вспышки молний то и дело освещали ели и сплошную завесу дождя, а Уэстон в это время рассказывал Матильде о задуманном им труде и объяснял, почему он собирается жить не в Англии, а в Швейцарии. И Матильда, бесконечно обрадованная, с недоверием спрашивала, хочет ли Уэстон поселиться здесь ради самой страны или же только ради нее?