Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Уэстон сидел на пне, глядя, как Матильда шарила рукой по зубчатым листьям, разыскивая невидимые ягоды, и вдруг рассмеялся. Матильда так увлеклась своим занятием, что на коленках поползла дальше к соседним зарослям, обещавшим богатую добычу. Через минуту она собрала целую горсть ягод.

Подойдя к Уэстону, она большим пальцем ловко подгребла ягоды в кучку, боясь, что они рассыплются.

— Это вам, сударь.

Матильда подбоченилась. Но тут ягоды покатились, и молодой женщине пришлось отказаться от своей гордой позы; невольно она подняла плечи и выпятила живот.

Вместо сочных ягод Уэстону достались губы Матильды, такие же яркие и свежие: когда Матильда увидела, что ягоды рассыпались, она от испуга слегка приоткрыла рот.

— Расскажите мне лучше, что представляет собой женщина, которую вы любите, какая она?

Уэстон снова пошел за Матильдой.

— Она — сама естественность. Эта женщина могла бы стать хорошей женой здешнему лесничему и прекрасно держала бы себя на изысканнейших приемах у английской королевы. Она — непосредственна. В ней можно найти самые разные черты, но все они слиты воедино — и она всегда проста. В ее присутствии испорченный человек находит в себе мужество устыдиться самого себя, а циник видит все свое убожество. Но женщина эта, чье сердце постигает жизнь глубже, чем разум философа, находится в большой опасности из-за своей безграничной доброты. Поэтому она нуждается в защите любимого, пусть менее совершенного, чем она.

Матильда охотно продолжила бы игру, ей хотелось скрыть свое волнение. Но лицо Уэстона, его голос были так серьезны, словно он читал ей вслух Библию.

— Как ты меня понимаешь! — сказала она растроганно.

— Свой мир она начала создавать уже в раннем детстве, — продолжал Уэстон, — мир добрый, умный, справедливый; задумчиво бродя вдоль живой изгороди или любуясь каким-нибудь жучком, сидящим на цветке, она постигала и изучала удивительные законы вселенной. Мир этой девочки несравнимо больше соответствовал тем нравственным устоям, на которых зиждутся человеческие отношения, нежели тот мир, в который она попала впоследствии. Сохранив верность идеалу, она тем самым сохранила и свою женскую чистоту.

«Он хочет сказать, что я не дала погаснуть звезде», — подумала Матильда, не замечая, что слезы счастья текут у нее по лицу, увлажняя тихонько вздрагивающие губы.

Уэстон обнял ее; осторожно и заботливо проводил он рукой по ее лбу и вискам Матильда молчала, они снова обрели друг друга. Игра кончилась.

Они забирались все глубже в лес — тихий и в то же время полный жизни.

«Какое это счастье, какое великое счастье, что любимый может заглянуть тебе в душу, — думала Матильда. — Если бы не это, люди были бы страшно одиноки».

Через несколько минут они неожиданно очутились в дубовой роще.

— Никто не знает, — сказала Матильда, — каким образом посреди хвойного леса сотни лет назад вдруг выросли дубы. Они кажутся пришельцами из другой страны. Ведь правда?

Здесь все было иначе. Земля, удобренная опавшими листьями, была темнее и тверже, между могучими дубовыми стволами, на которых время и непогода оставили свои следы — глубокие борозды, — рос цепкий кустарник, и пахло здесь, как в погребе. А в широко раскинувшихся кронах деревьев резвились грациозные белочки.

Одна из них примостилась на самом кончике ветки, держа в овальной пасти желудь и с любопытством поглядывая на Матильду и Уэстона бусинками глаз. Потом вдруг ветка, на которой сидела белочка, сильно качнулась, а еще через мгновение вдали качнулась другая — только так Матильда и Уэстон могли проследить за головокружительным прыжком маленькой акробатки, умчавшейся прочь туда, где зашелестела листва.

В просветы между деревьями заглядывало небо — среди моря зелени голубели маленькие островки с неровными краями, — солнечные лучи, пробиваясь сквозь спутанную листву, рисовали на земле дрожащие узоры.

Матильда и Уэстон дошли до холма, где кончался лес, — холм был покрыт густыми и длинными пучками выгоревшей травы. На его вершине, под раскаленным добела солнцем, куст дрока тянулся ввысь, подняв к сияющему синему небу свои цветы, ослепительно-желтые, словно трубы духовых инструментов.

— Во время такой прогулки позабудешь даже об обеде. Но в конце концов голод все же даст себя знать.

— Тогда нам пора повернуть. Но раньше чем через два часа мы не дойдем домой. Ах ты, бедняга. Может, лучше зайти на хутор Лейне? — подумав, предложила Матильда.