Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Его рука приближалась к ней, и тогда голова Матильды откинулась на плечо, как голова умирающего в час кончины.

Шесть лет прожила Матильда с человеком, так и не сумевшим понять ее благородную простоту. Сердце Матильды, чуждое всякому притворству, не терпело двойственности: она оставалась холодной в объятиях Зилафа. Страсть, потрясающая до глубины души и человека и зверя, чувство, которому нет равного на земле, было незнакомо двадцатипятилетней женщине. Дрожа всем телом, словно ей только что пришлось испытать жгучую боль, она устремила на Уэстона непонимающий, испуганный взор.

Уэстон понял, что произошло с Матильдой. Он бережно привлек к себе потрясенную жену. Его шея сразу же намокла от слез. Матильда устроилась поудобней, подвинув голову к его подбородку, и, все еще полная пережитым счастьем, прильнула к любимому.

Уэстон ощутил движение ее губ на своей груди.

— Только ты это сделал, любимый. Только ты! — шепнула Матильда, глубоко вздохнув, и погрузилась в сон.

Уэстон, преисполненный радости, почувствовал, что ему удалось освободить Матильду из плена, на который судьба обрекает многие чуткие женские души, в этот миг он понимал мужчин, готовых пожертвовать делом своей жизни ради счастья любимой. Матильда ровно дышала, она спала, и Уэстону хотелось, чтобы он привиделся ей во сне.

А Матильда тем временем вместе с Розой и Астрой покупала на деньги Общества цветов лимонад и малиновое мороженое. Она вдруг увидела, что ее две сахарные змейки со скрещенными головками на самом деле из чистого золота. Она растянулась под яблоней, под той самой, где подружки мечтали когда-то о будущем, и воспользовалась могуществом, какое дарует человеку сон: она пожелала заглянуть в дальнюю-дальнюю долину за высокими горами. И вот она увидела луг, по краям которого росли красные маки, тихо покачиваемые ветерком. В каждом цветке, словно во чреве матери, было заключено неродившееся дитя. Матильда узнала нерожденное дитя Розы. С грустью — беспредельной, как сама бесконечность, с грустью, недоступной смертным, дитя Розы сказало:

— Моя мать мечтала стать графиней и пить чай в чайных домиках, но она умерла еще совсем молодой. Милая моя мама! А я остаюсь неприкаянным и одиноким на веки вечные и во веки веков.

Из соседнего цветка на высоком стебле — его головка клонилась от ветра — до Матильды донесся чуть слышный голосок:

«Моей матери не разрешалось родить меня. Но она меня очень любила. Как бы мне хотелось хоть раз, хоть один разок, полежать у нее на груди. Потом у нее родилось другое дитя. И все же, целуя того ребенка, моя мать вспоминает иногда обо мне».

В цветке, ярко освещенном солнечными лучами, Матильда увидела счастливое и ликующее дитя, только что зачатое ею. Дитя молчало. Да и Матильда не решалась высказать вслух свои думы, щадя тех, кому было суждено вечно прозябать у порога жизни. Она прислушивалась к многоголосому пению неродившихся душ, к тихому хору, похожему на музыку мощного органа, рокочущего где-то на краю вселенной.

Движением счастливой женщины Матильда еще крепче прижалась к любимому и, все еще не просыпаясь, воздела руки к небу, чтобы поймать цветок мака, который перелетел через горы и, словно многоцветная радуга, медленно опустился на ее ладони. Матильда положила цветок себе на грудь — так она приняла от судьбы свое дитя — и проснулась.

«Я зачала. У меня родится девочка».

Прогалина замерла под звездным шатром; тихий свет безмолвно озарял ее, а тени казались застывшими. Даже ручей и тот неподвижно мерцал под высоким покровом ночи.

— Как хорошо идти по дороге, которую ты уже прошла однажды, — сказала Матильда.

На низкую хижину с освещенным окошком падала черная тень елей. Матильда зажгла все свечи, и пламя свечей отразилось в светлых полированных стенах. Их дом был празднично иллюминирован.

— Смотри, Матильда, мы потеряем рассудок.

— А зачем нам рассудок? — спросила молодая женщина, счастливая до безумия.

Уэстон снова прислонился к подоконнику; теперь он не сомневался в чувствах Матильды, но все же сказал:

— Весь вопрос, любишь ли ты меня.

Колени Матильды подогнулись.

— Я тебя так люблю, что хочу умереть. Я люблю тебя слишком сильно. Бывает, чтобы человек любил слишком сильно?

— Нет, не бывает.

Матильда отослала Уэстона из комнаты. Когда он ушел, она открыла стенной шкаф и достала ночную рубашку, которая была выставлена когда-то в маленьком окошке рядом с табличкой «Париж». Она еще раз порадовалась, что в свое время так безрассудно истратила все свои сбережения и купила красивые вещи.