Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Еще через пять недель Михаэль получил наконец задание написать сценарий по американскому роману «Сигнал тревоги». Братья Уорнер приобрели за большую сумму право экранизации. Этот роман был старожилом на студии. Михаэль знал, что немало высокооплачиваемых писателей уже успело написать до полудюжины никуда не годных сценариев, потому что мало-мальски годный сценарий из этого романа вообще нельзя было сделать. Уже по улыбке курьера, который принес ему роман и кипу старых сценариев, Михаэль догадался, что относиться всерьез к этому поручению не следует. Дирекция явно принимала меры, чтобы Михаэль не умер в своем бюро от скуки. Зная все это, он не мог, конечно, испытывать большого интереса к новой работе. Все же он взялся за нее.

В это тяжелое время Михаэлю очень помогала уверенность, что до октября 1941 года он будет еженедельно получать по сто долларов. Он с благодарностью принимал каждый стодолларовый чек, а сам тем временем работал над своим романом. Генрих Манн, чей кабинет находился как раз напротив, признался ему, что и он совершает такое же преступление. Большой писатель, аристократ духа, создавший уже великие произведения, должен был на семьдесят седьмом году жизни точно так же к девяти являться на студию и отсиживать положенные часы ради ста долларов, ибо, подобно Михаэлю, у него не осталось ничего, кроме чести принадлежать к числу политических эмигрантов.

Преуспевающие в Голливуде немецкие кинодеятели, которые уже много лет зарабатывали колоссальные суммы и вели в своих роскошных виллах жизнь настоящих миллионеров, поначалу навещали Михаэля и возили его на кадиллаках последнего выпуска по своим дворцам. Но потом они почуяли, что Михаэль никогда не станет звездой на голливудском небе, и раззнакомились с ним.

Поскольку в Голливуде человек, зарабатывающий двести тысяч долларов в год, совершенно не общается с тем, кто зарабатывает всего сто тысяч, Михаэль получил возможность в полной мере убедиться, что в Голливуде все решают деньги, и только деньги, так как спустя год он вообще перестал что бы то ни было зарабатывать. Компатриоты Михаэля при встречах совершенно не замечали его, словно перед ними был невидимый, бесплотный призрак. Михаэль сказал себе, что, обладая чувством юмора и достаточной выдержкой, можно стерпеть не только это, но и гораздо больше. Он продолжал работать над своим романом.

Здоровый, освежающий климат Берлина очень помогал Михаэлю, здесь же, в Голливуде, ему понадобился избыток энергии для работы над романом, а его способность сосредоточиться была сведена на нет удушливой, влажной, разжижающей кровь жарой. Ни капли воздуха в воздухе, как он говорил. Часто с раннего утра до позднего вечера, задыхаясь от недостатка воздуха, стиснув зубы он работал над одной-единственной фразой, чтобы вычеркнуть ее на следующее утро. Много времени, драгоценного времени, невозвратимых лет потерял он в Голливуде.

Телефон на его столе звонил редко — Михаэль мало кого знал и старался по возможности избегать знакомств. В этом уносящем время климате весь его день должен был принадлежать работе. Только раз в неделю он посещал семью эмигрантов-евреев, с которой познакомился в Швейцарии.

Когда он однажды отправился к этим милым людям, чтобы выразить им соболезнование — скончался семидесятишестилетний отец жены, — вместе с ним в лифт вошел господин в черном, с лакированным чемоданчиком, на котором вместо наклеек разных отелей красовались серебряные птички. Черный господин с черным чемоданчиком походил на волшебника и был главным гримировщиком трупов при голливудском погребальном бюро, описанном Эвелином Во в его романе «Возлюбленный».

Хозяйка открыла дверь. Гримировщик попросил у нее разрешения на некоторое время остаться наедине с усопшим. Через час он пригласил ее и Михаэля в комнату, где лежало тело. Как художник показывает заказчику еще непросохший портрет, так и он с горделивой скромностью указал на постель.

Гример заполнил все морщины и складки лица каким-то подобием эластичной замазки. Густо нарумянил мертвенно-серое лицо, разгладил губы и сложил их в умиротворенную улыбку.

Мертвец, лежавший на постели, перестал быть мертвецом, он просто спал, видел сон и умиротворенно улыбался. Трудно было представить себе более ужасное зрелище. Женщина побелела как полотно и в ужасе бросилась вон из комнаты.

Проживающая по соседству американка, мать которой неделю тому назад умерла от рака желудка и была погребена с таким же улыбающимся лицом, тихо вошла в комнату и радостно шепнула: