Валентин Богданов - Раздумья в сумерках жизни

Был уже поздний вечер, когда вся рыбацкая компания выбралась на берег, развели добротный костёр, где в двух котелках принялись готовить свежую уху из карасей. Мы с сыном к этой поре успели плотно перекусить домашней снедью, поставили палатку, а из-за духоты только ногами влезли в спальные мешки, чтобы не донимала мошкара, и пытались уснуть.

Но не так просто было это сделать в самый разгар шумного рыбацкого вечера, который мог продлиться и до утра. Случались на моей памяти всякие суматошные вечера у рыбацкого костра, но впечатления от них остались самые грустные. Всегда любил мой сынуля (ныне покойный, царство ему небесное) на природе хорошо и всласть покушать, а ещё больше – впрок поспать. Я этому только радовался, стараясь ему не мешать, вволю наслаждаться редким тогда для него отдыхом. Это были для меня самые счастливые моменты жизни, которые никогда не забуду. Сын так крепко уснул с устатку, что никакие громкие пьяные разговоры и выкрики подвыпивших рыбаков не могли ему помешать. А для меня при таком галдёже, когда пьяная страсть собратьев по рыбалке затмевает разум и со всё большим накалом разгорается, уснуть было невыносимой маетой. Я и в нормальной-то обстановке засыпал трудновато, а в тот вечер уснул только к утру, зато стал невольным слушателем разных историй, случавшихся с кем-то из них в прошлом, они надолго врезались мне в память, я даже решил написать этот рассказ, вспоминая тот незабываемый вечер.

Пытаясь хоть немножко вздремнуть, слышал, как перед ужином захлопали открываемые бутылки со спиртным, и рыбаки с кряхтеньем и одобрением приняли в себя по первой норме, а после того как закусили, начали бестолковый разговор, который с каждой минутой набирал силу. Будто исполинской силы в них прибавилось от добровольно влитого внутрь себя хмельного.

Как неприятно было слушать трезвому человеку пьяную болтовню, когда грубо перебивая друг друга, один пытался сказать, что-то более важное на его взгляд, чем другие говорят, а его не слушали, грубо перебивали, и начался пьяный галдёж, смысл которого понять невозможно. Но тут послышался басовитый с хрипотцой голос одного из собутыльников:

– Да подождите вы все сразу горланить, послушайте, что я вам сейчас расскажу, такого вы ещё ни разу ни от кого не слышали.

Компания на миг смолкла, потом вразнобой закричала:

– Давай, давай, Ерофеич, ты можешь, если уж что расскажешь, все вороны слетятся тебя послушать. Ты умеешь…!

– Раз так, слушайте! Стояли мы тогда в подвижном резерве Верховного главнокомандующего на Бердянском направлении, а оперативная обстановка там была тревожной, вот-вот должно начаться наше наступление и тогда… сами понимаете, что такое резерв ВГК…

– Люблю про войну слушать, ох люблю-ю! – выкрикнул один и смолк.

– Да заткнись ты! Любит он, видите ли! А кто не любит!

Ерофеич, важно переждав короткую перебранку, продолжил:

– И вот, примерно за полночь объявили боевую тревогу. Немец где-то из окружения вырывается, и нам приказано путь его отступления перекрыть. Ну, тут как обычно и началось: «Эскадроны в ружьё! Сабли наголо! Орудия на передки! Вперёд! Марш!» Со стороны, если посмотреть, сплошная суматоха, неразбериха, а на самом деле – давно отработанный порядок действий в боевой обстановке крупного соединения. И вот мы колонной вытянулись из города в степное Приазовье, где построились левым пеленгом по центру фронта и аллюром рванули на перехват отступающего противника. И, если память не изменяет, где-то уже к рассвету выскочили в пригород Берлина и залегли в засаду. Апрель – не май, продрогли до ломоты в костях в ожидании противника. Чуть рассвет побледнел, туман с камышей рассеялся, смотрим, а тут и они в редком тумане, гуськом по берегу озера тянутся. Мы уже к бою приготовились, на прицел их взяли, но далековато ещё были, да и туман мешал. И хотя нервы были, как всегда перед боем, на пределе, мы выждали, допустили на расстояние верного выстрела и ждали команду, чтоб открыть огонь, и уже готовы были на курки нажать, но обомлели от того, кого в прицелы увидели. К нашему изумлению, вместо немцев на нас по ошибке вышли молоденькие девчушки из местных обывателей, возвращавшиеся с оборонных работ, чуть с запахом шнапса, как после мы унюхали, когда наши боевые ряды с ними вплотную вошли в соприкосновение. Тут и началось… Как только они увидели наших ребят, выбравшихся из окопов их встречать, начали бросаться им на шею, обнимали, целовали и каждая от восторга вскрикивала: «О, майн гот» (по-русски значит, «мой Бог»). Пошатываясь от охватившего их восторга насчёт приятной встречи, торопливо шли в обнимку в ближние кусты и там падали. Врать не буду, но в течение получаса всё наше подразделение там полегло. Не надо этому удивляться. Весна одинаково возбуждает молодых мужчин и женщин, но особенно возбуждается, более чувствительный организм женщины. Да ещё как!