Яна Андерс - Богиня и Зеленый сыр

Лена и Полина стояли за кулисами и слушали, как Маша Турсунская исполняет на фортепьяно «К Элизе» Бетховена. Арлета Борисовна сидела в первом ряду, сложив свои маленькие пухлые ручки на животе и равномерно постукивала короткими пальцами по костяшкам другой руки. Эта поза и жест обычно выражали у нее удовлетворение. Маша закончила играть, встала и чинно поклонилась. Двое старшеклассников увезли пианино за кулисы.

Арлета Борисовна тяжело поднялась со стула, расправила складки своей черной юбки, отдернула синюю водолазку, обтянув ею свое грушевидное тело, и стала прохаживаться взад-вперед перед сценой, очевидно, чтобы немного размяться.

– Девочки, ваш выход! – скомандовала за кулисами Марина Нестерова.

Кассета, которую Лена предварительно остановила на песне «Распутин», уже стояла в магнитофоне. Полина нажала кнопку и из динамиков понеслась зажигательная музыка «Бони М». Лена и Полина под барабанные ритмы по-египетски вышли на сцену. Их заученные движения были отточены и слажены, повороты и вращения синхронны. В целом танец прошел гладко, без помех. Когда музыка стихла и девочки закончили своё выступление, Полина заметила, что Арлета Борисовна неподвижно стоит перед сценой, широко расставив ноги и сложив на груди руки. Её брови, подведенные черным карандашом, были сдвинуты к переносице, тонкие губы плотно сжаты, на лице её отражалось крайнее неудовольствие. «Неужели всё так плохо?» – с ужасом подумала Полина.

– Эта музыка запрещена в Советском Союзе! – гневно вынесла приговор Косорукова, энергично тряхнув при этом длинным чубом надо лбом, который придавал ей неожиданное сходство с Маяковским.

– Но, Арлета Борисовна, этого не может быть! – возмутилась Полина. – Диск «Бони М» продавался в магазине «Мелодия». Значит этот ансамбль не запрещён!

– Ансамбль «Бони М» разрешен, а вот песня эта ваша, «Распутин», или как её там, запрещена, и на том диске её быть не могло! – отчеканила Арлета Борисовна.

На том диске и вправду не было песни «Распутин», вспомнила Полина. Она была только на той кассете, которую отец Лены привёз из-за границы.

– Ой, а что же нам теперь делать? – заныла Полина.

– Ну что делать? – Арлета Борисовна подняла свои брови-ниточки. – Будете танцевать под другую музыку.

– Под какую? – ужаснулась Лена.

Неожиданно дверь приоткрылась, и в зал заглянула Ирина Георгиевна Красовская, преподавательница английского языка.

– Арлета Борисовна, вы просили меня зайти? – спросила она.

– Ах, да. Вы мне были нужны, Ирина Георгиевна. Зайдите, пожалуйста.

Ирина Георгиевна вошла и бесшумно затворила за собой дверь, по залу разнесся стук ее высоких каблучков. Выглядела она, как всегда, умопомрачительно: на ней была строгая темно-бордовая юбка и белая облегающая фигуру блузка, её чёрные, как смоль, волосы украшал вишнёвый бархатный ободок. Под мышкой она держала классный журнал. Все девчонки в школе умирали от зависти, разглядывая её многочисленные туалеты, которые она меняла каждый день. Никто никогда не видел, чтобы она два дня подряд приходила на работу в одной и той же одежде. Это разительно отличало ее от других учителей и особенно от Арлеты Борисовны, которая носила свою черную юбку и синюю водолазку почти не снимая. Где Красовская доставала свои наряды, было полной загадкой. Ходили слухи, что ее муж работает в Министерстве внешней торговли и имеет доступ к закрытому распределителю.

– Ирина Георгиевна, нам нужна ваша помощь, – начала Арлета Борисовна.

– Да, я вас слушаю, – улыбнулась Красовская.

– Нужно помочь девочкам выбрать подходящую песню для их танца. Лена, принеси список песен.

– Ну что ж, давайте посмотрим, – певуче сказала «англичанка», разглядывая обложку кассеты, на которой были напечатаны названия песен. – Попробуем выбрать что-нибудь танцевальное. Ну вот эта, например, «Brown Girl In The Rain». Я эту песню слышала, очень динамичная, на мой взгляд.

– Это как переводится? – настороженно спросила Арлета Борисовна, которая ни слова не понимала по-английски.

– «Чернокожая девушка под дождём», – ответила Ирина Георгиевна.

– Ясно. Значит это о тяжелом положении негров в Америке, – нахмурилась Косорукова. – Нет, эта песня не подойдет, слишком безрадостно для Новогоднего концерта.

– А как насчет вот этой песни, «Daddy Cool»? – спросила «англичанка».

– А это что значит?

– Ну это что-то вроде «Холодный отец».

– М-да-а-а, – протянула Косорукова. – Похоже, что это о вечном конфликте отцов и детей. Тоже не подойдет, чересчур серьезная тема для праздника.