Андерс Рослунд - Изверг

Не надо было.

Вон они идут. В его сторону.

По холму, мимо детской площадки.

Метрах в двадцати-тридцати. Возле красных цветов, таких же, как у входа в Сетерскую кутузку. [1] Имеется в виду закрытое отделение Сетерской психиатрической больницы. (Здесь и далее прим. перев.) Он долгое время думал, что именно так выглядят розы.

Не надо было.

Ведь совсем не то будет. Ощущения не такие острые, что ли. Даже несколько притуплённые.

Вон они, их двое. Идут рядом, болтают о чем-то, видно подружки: только подружки так болтают, руками размахивают.

Похоже, ведет разговор черненькая. Бойкая, хочет все сразу рассказать. Светленькая больше слушает. Будто устала. Или, может, она вообще молчунья, из тех, кому незачем без конца тарахтеть, чтобы чувствовать себя живой. Может, так оно и есть, один ведущий, а другой ведомый. Разве не всегда так бывает?

Эх, не надо было дрочить.

Но ведь это было утром. Двенадцать часов назад. Может, уже ничего. Может, даже и не заметишь.

Он еще утром все знал, когда проснулся. Что вечер сегодня будет подходящий. Сегодня ведь четверг, и прошлый раз был четверг. Солнечно, сухо, точь-в-точь как тогда.

На них одинаковые куртки. Тонкие, белые, из какой-то синтетики, с капюшоном, он с понедельника несколько таких видал. У каждой на плече рюкзачок. Ох уж эти рюкзаки, все там свалено в кучу, одно-единственное отделение, он этого не понимает, никогда не поймет. Они совсем близко, ему уже слышен их разговор, опять смеются, теперь обе разом, черненькая громко, светленькая потише, не опасливо, нет, просто не во все горло.

Он тщательно продумал, как одеться. Джинсы, майка, кепка, обязательно задом наперед, он же видел, он в парке с понедельника, у них теперь кепки задом наперед.

— Приветик.

Они вздрагивают, останавливаются. Наступает тишина, как когда какой-то звук, которого никто не замечал, неожиданно прекращается и ухо поневоле прислушивается. Может, лучше было заговорить по-сконски? [2] Сконе — историческая провинция в Южной Швеции, где говорят на диалекте, весьма отличном от стандартного шведского. Он хорошо умеет, некоторые тогда слушают внимательнее, сконский звучит почему-то многозначительнее. Он целых три дня прислушивается к голосам. Ни сконского говора. Ни норландского. Здешний говор вполне можно назвать коренным шведским. Даже жаргонных словечек немного. Короче, скукота. Он теребит кепку, чуть поворачивает, прижав покрепче к затылку, по-прежнему задом наперед.

— Привет, девчонки. Вам разрешают гулять так поздно?

Они смотрят на него, потом друг на друга. Собираются идти дальше. Он старается выглядеть непринужденно, откидывается на спинку скамейки. Так, какое-нибудь животное? Белка? Кролик? Машинка? Конфеты? Черт, не надо было дрочить. Подготовился бы получше.

— Слышь, мы домой идем. И гулять так поздно нам разрешают.

Она знает: нельзя с ним разговаривать.

Ей не разрешают разговаривать с незнакомыми взрослыми.

Она знает.

Но он не взрослый. Ну, не совсем. В любом случае не похож на взрослого. Не слишком. В кепке. И сидит не как взрослый. Они так не сидят.

Ее зовут Мария Станчик. Польская фамилия. Она из Польши. Ну, не она сама, а мама с папой. Она-то из Мариефреда.

У нее есть две сестры. Диана и Изабелла. Старшие, почти замужем, дома больше не живут. Она по ним скучает, раньше дома было хорошо, с двумя-то сестрами, теперь она одна с мамой и папой, и они сильней волнуются, вечно расспрашивают, куда она идет, к кому, когда вернется.

И чего цепляются? Ей ведь уже девять лет.

Отвечает черненькая. Та, у которой длинные волосы стянуты розовой резинкой. Отвечает чуть ли не враждебно. Иностранка. Так и пышет неприязнью. На светленькую, пухленькую смотрит сверху вниз. Верховодит эта черненькая, он видит, он чувствует.

— Таким малышкам — и разрешают? Что-то не верится. Откуда же вы в такую поздноту путь держите?

Светленькая, пухленькая ему больше нравится. У нее осторожные глаза. Он такие видел раньше. Вот она осмеливается, искоса смотрит на черненькую, потом на него.

— Вообще-то с тренировки.

Вечно Мария со всеми разговаривает. И говорит за них обеих.

Теперь ее очередь. Она тоже скажет.

Он вроде не опасный. Не злой. На нем симпатичная кепка, такая же, как у Марвина, ее старшего брата. Ее зовут Ида, и она знает почему. Потому что Марвину нравился Эмиль. [3] Имеются в виду персонажи книги Астрид Линдгрен «Эмиль из Лённеберги» — Эмиль и его сестра Ида. Вот мама с папой и решили назвать ее Идой. Некрасивое имя. Так она думает. Сандра намного лучше. Или Исидора. Но Ида. Вечно ее все дразнят.