Даниэль Кельман - Слава

– Она всегда там же, где и я.

– Я знала, что ты так со мной поступишь. Знала, что попаду в одну из твоих историй! Именно этого я и хотела избежать!

– Мы все всегда пребываем в какой-то истории, – Рихтер затянулся, всполыхнул огонек. Опустив руку, он выпустил в разогретый воздух клубы дыма. – Истории в истории в истории. Никогда не знаешь, где кончается одна и начинается другая! В реальности все они сплетаются одна с другой, и только в книгах четко разделены.

– Не стоило тебе так подставляться с СООНО. Встречал такое понятие – «предварительное исследование»?

– Это не мой стиль работы.

– Возможно, – ответила она. – А я тебя брошу.

Он взглянул на нее. Она почувствовала, как на нее накатила грусть. На горизонте возникла еще одна вспышка. Там, вдалеке, умирали люди, та реальность была настолько пронзительной и болезненной, что описать ее нельзя было уже никакими словами. Неважно, находилась ли Элизабет здесь на самом деле или он все это себе тоже выдумал: были такие места на земле, где царил настоящий ужас; но были и такие, где все вещи представляли собой лишь то, чем они являются.

– Но не сейчас, – возразил он. – Это другая история.

Какое-то время они оба молчали. Рядом с ними люди в форме вновь разожгли огонь и теперь, сидя вокруг костра, тихо переговаривались на своем родном языке. То и дело раздавался смех.

– В настоящей жизни ты точно не стал бы отказываться ни от какой премии. Дай-ка сигаретку.

– Это была последняя.

– И что, неужели с этим ничего нельзя поделать?

Он покачал головой.

– Господи, да нет же! Притом что мне самому срочно нужно еще – я жутко нервничаю.

Она прищурилась, но почти не могла сосредоточить на нем взгляд. Он казался ей каким-то нереальным, даже почти прозрачным, как бы просто стаффажной фигурой, занимающей место настоящего Лео Рихтера. А присутствие и обаяние Лары Гаспар, все это время находившейся там, в хижине, становились все ощутимей – и она это чувствовала.

– Бедная фрау Ридерготт! Без нее ты тоже никак не мог обойтись?

– Ну а почему бы нет? – голос его был словно бестелесным; казалось, он раздавался отовсюду, но при этом был едва различим на фоне вечернего ветра. – Она мне показалась вполне пригодной.

– Пригодной, значит.

– Это разве плохо?

Элизабет пожала плечами и вернулась в хижину. Лара Гаспар пребывала в задумчивости и что-то сосредоточенно рисовала карандашом в альбоме. Она была поистине изумительна. Сидевший рядом Ротман читал потрепанный французский покетбук – «Искусство быть собой» Мигеля Ауристуса Бланкуса. Мюлльнер и Ребенталь играли с одним из постовых в карты.

– То он сдает, то мы, – шепнул ей Мюлльнер. – Потом мы раскрываем карты, а он говорит, кто выиграл. Какая же это, к черту, игра?

Она вновь пожала плечами, показывая, что не в курсе, присела и прислонилась головой к стене. Элизабет валилась с ног от усталости, но решила не засыпать. Ведь что за сны ей станут сниться, как только она смежит веки?

– Кстати, а где Лео?

– Кто? – поднял глаза Мюлльнер.

Она кивнула. Вот, значит, как у них принято поступать, чтобы уйти от ответственности. И вот он уже повсюду, в сути вещей, на небесах и под землей, словно второразрядный божок, и нет никакой возможности призвать его к ответу.

– Нам лучше пойти спать, – захлопнув альбом, произнесла Лара Гаспар. – Завтра будет тяжелый день.

Элизабет прикрыла глаза. Если все это выдумка, то должно что-то произойти, и тогда всем придется туго. А если туго им не придется, значит, никакая это вовсе и не история. Ей вдруг стало безразлично, куда унесут ее сновидения. В кармане зазвонил телефон, но она не придала этому никакого значения.