Даниэль Кельман - Слава

Колени вдруг стали настолько податливыми, что мне понадобилось присесть. Ко мне подбежала толстая маленькая девочка, ударилась об меня, упала и расплакалась. Я проморгался и услышал свой собственный голос, произносящий: «Это просто великолепно!»

– Правда? – казалось, она не до конца мне верит, да и сам я себе тоже не вполне мог поверить. И все же, отчего во мне внезапно взыграла такая радость? Мой ребенок, мой первенец! Еще никогда я так остро не ощущал, что меня двое, и даже более того – что моя жизнь как будто разделилась на две потенциально возможных. Там, по ту сторону бассейна, ползала по газону моя дочь; чуть поодаль в нарочито небрежной позе развалился мой сын и, в надежде, что я его не замечаю, болтал с двумя сверстницами.

– Не знаю, смогу ли я быть хорошим отцом, – тихо промолвил я и запнулся. Говорить было нелегко. – Но я хочу попробовать.

– Ты лучше всех. Знаешь, когда… Где это ты? Откуда такой шум?

– Я на улице, недалеко от офиса. Больше всего я хотел бы приехать к тебе…

– Так приезжай!

– …но не могу. У меня встреча.

– Так вот, когда мы только познакомились, я и подумать не могла, что ты окажешься таким! Казалось, будто тебя гнетет какая-то огромная тяжесть, а ты при этом… Как бы выразиться? Ты как будто все время заставляешь себя держать спину прямо. А я все никак не могла заставить себя поверить тебе, – она рассмеялась. – Думала, ты со мной не вполне честен.

– Как странно.

Дочь подползала к бассейну. Я поднялся.

– Если бы тогда мне кто-нибудь сказал, что именно с тобой я…

Малышка уже была в опасной близости от края. Я быстро направился к ней.

– Я могу перезвонить?

– Но как ты считаешь, почему…

Я сбросил вызов и кинулся бежать. Острые травинки кололи мои босые ступни. Я перескочил через двух валявшихся в траве ребятишек, обогнул собаку, оттолкнул женщину и успел поймать дочь буквально в метре от воды. Она вопросительно уставилась на меня, поразмыслила минутку и расплакалась. Я взял ее на руки и принялся утешать, шепча на ухо какую-то ерунду. «Перезвоню попозже, – набирал я тем временем в телефоне. – Сел в поезд связи почти нет». Хотел уже было отправить, но подумал и добавил еще: «Я так рад!» Посмотрел прямо на дочь. Мне вновь бросилось в глаза, что с каждым месяцем она все больше становилась похожа на Ханну. Я подул ей на лицо, убирая волосы; она тихонько захихикала, позабыв уже, что только что плакала. И нажал «Отправить».

Мольвиц возвратился совершенно огорошенным. Тихо разговаривал сам с собой, другим не отвечал и сообщать, что с ним приключилось, не собирался.

– Рано или поздно это должно было случиться, – прокомментировал Гауберлан.

– Его выступление обернулось катастрофой, – добавил Шлик. – О нем повсюду судачат. Какой позор для нашего отдела!

– Да о нем еще и не такое говорят, – поддакнул Лобенмейер. – Говорят, он проник в чей-то номер и там…

– Всем свойственно ошибаться, – произнес я, и они умолкли.

Меня ничего уже не интересовало – а сотрудники считали, что, мол, и поделом мне. Я похудел, на классиков меня уже не хватало – Саллюстий казался чересчур говорливым, Цицерон – бессодержательным, ведь ни один из них не затрагивал того вопроса, что будоражил меня все время и воротил моим сознанием, точно вода – мельничным колесом: может, все-таки возможно жить на два дома, двумя жизнями, иметь две семьи, одну здесь, другую там, одно Я в одном, а другое – в другом городе; двух жен, каждая из которых близка настолько, словно она – единственная. Все дело было лишь в грамотной организации, в умелом пользовании расписанием самолетов и поездов, разумном ведении корреспонденции, долгосрочном планировании. Разумеется, могло ничего и не выйти, но ведь могло и… Да, могло ведь и получиться! Хотя бы ненадолго. Или надолго, как знать.

Двойная жизнь: удвоение жизни. Только что я был всего-навсего унылым мелким начальником – как же так могло случиться, что я вдруг начал их понимать, этих чертиков из коробочки, выскакивающих из каждого таблоида, всех этих людей, у которых есть свои тайны, просто потому, что без тайн жить невозможно, потому что полная открытость равносильна смерти, а одного-единственного существования человеку не хватает.

– Как?! – вздрогнул я. Передо мной стоял Лобенмейер, за ним – Шлик. Я не слышал, как они вошли; только потом до меня дошло, что все наоборот: это остальные вышли, а эти двое остались.

Тихим голосом Шлик начал объяснять. По всей видимости, произошло нечто ужасное: служба безопасности известила нас в докладной, что нескольким сотням номеров в базе была присвоена неверная дата для перевода в список свободных, и существовали опасения, что эти же номера, по-прежнему находящиеся в обращении, были присвоены заново. Лобенмейер перепоручил заняться этим делом Мольвицу, а тот отложил на потом, поскольку непременно хотел сначала написать пост на форум «Засеки звезду».