Даниэль Кельман - Слава

«Просто лечь, – мелькнуло у нее в голове. – Упасть и остаться лежать. Тогда меня отвезут в больницу, и хоть кому-то придется мной заняться… Хотя нет. Если я буду лежать на земле, то тут меня и оставят».

Кроме того, на земле было грязно, асфальт покрыт трещинами, по которым бежали коричневатые струйки, все было усеяно осколками. Лучше здесь было не падать.

Она замерла. Там, в витрине магазина, стояли книги! Пускай немного, но если она правильно могла разобрать кириллицу, там было выложено собрание сочинений Пушкина и что-то из Толстого. А там, где были книги, мог найтись и кто-нибудь, кто понимает иностранные языки. Взволнованная, она вошла внутрь.

Магазин оказался бакалейным. Полки за стойкой были уставлены консервными банками, большими и маленькими коробочками, испещренными китайскими надписями. Но и несколько книг в нем действительно нашлось. На нее воззрился невысокий узкоглазый мужчина.

– Вы говорите по-английски?

Ни по-английски, ни по-французски, ни даже по-немецки или по-гречески он не говорил, да и жестами с ним объясниться не удавалось. Мужчина замер, уставившись на нее. Вежливая улыбка не сходила с его уст.

Она придвинула табурет. Солнце в тот день так припекало, что ей просто необходимо было ненадолго присесть. Ей безумно хотелось пить. Когда она поднесла сложенные ладони ко рту, он все понял и наполнил стакан водой из пластиковой бутылки. Еще пару дней назад она испытала бы отвращение, увидев пятна на бутылке и плавающие в воде какие-то мелкие коричневые волокна, но теперь она жадно прильнула губами к стакану. Еще какое-то время Мария просидела, склонившись и уперев локти в колени. Невысокий мужчина учтиво стоял поодаль.

Подняв голову, она разглядела между двумя томами Мигеля Ауристуса Бланкуса знакомый переплет. Она привстала и достала книгу. Дешевая бумажная обложка ярко-красного цвета. На ней – ее имя на кириллице и название: прочесть его она не могла, но знала, что это – «Мрачный ливень», ее самый известный роман. Ниже помещалась фотография мужчины в широкополой шляпе и темных очках. Вот, значит, каким представляло себе комиссара Реглера – ее печального, чуждого всякому виду насилия сыщика – российское издательство. В иной ситуации она бы сочла это невероятной глупостью. Как бы они с мужем хохотали над такой обложкой!

Она перевернула книгу. Фото автора на обратной стороне не было. Протянув томик продавцу, она постучала пальцем по переплету, затем указала на себя.

Тот непонимающе улыбнулся.

Писательница вернула книгу на полку.

– Вы правы. Какая разница. Это ничего не меняет.

Мужчина поклонился ей.

Мария поблагодарила его за стакан воды и вышла на улицу.

Так она дошла до рынка. Пахло овцами и гнилыми фруктами. Продавцы уже убирали с лотков товар. Она подошла к высокой женщине в фартуке, показавшейся ей более дружелюбной, чем остальные, и, указав вначале на живот, затем на рот, попыталась дать понять, что голодна. Женщина протянула ей краюху хлеба. Хлеб оказался вкусным, пускай и немного горьковатым – зато он придал ей сил. Женщина протянула ей бутылку, из которой пила сама. Сделав глоток, Мария ощутила себя практически возрожденной.

Лицо у женщины было морщинистым, во рту не хватало зубов. Один глаз был полузакрыт, веко криво свисало. Она произнесла что-то непонятное, подняла ящик с картофелем, показывая Марии, что та должна помочь ей нести.

Они вдвоем потащили ящик через улицу. Там уже поджидал трактор, рядом стоял пожилой мужчина. Они погрузили картофель в прицеп. Присев между ящиков, женщина жестом пригласила ее сесть рядом.

Они затряслись по дороге, обдаваемые парами бензина. Город вскоре скрылся за горизонтом, и перед ними в вечерних сумерках раскинулась степь. Повеяло прохладой. Рядом с ними долго летела стрекоза. Голова женщины тряслась в такт дрожащему мотору – казалось, она спит с открытыми глазами. Небо было чистое, птиц не видать. Наступала ночь.

К дому они подъехали уже в темноте. Мария соскочила с прицепа, под ногами оказалась глина, и она тут же увязла по самую щиколотку. Дом был сколочен из обветшалых досок, крыша покрыта листами волнового железа. Внутри пахло сыростью. Когда старик зажег две лучины, она увидела, как по полу пробежала мышь. Снаружи женщина качала воду из проржавевшего колодца. Она внесла в избу наполненное до краев жестяное ведро и, опустив его, указала на деревянный пол, затем на ведро и снова на пол. И вручила Марии тряпку.