Наталья Горбаневская - Города и дороги. Избранные стихотворения 1956-2011

Оставьте меня и рисованный
мелками корявый пейзаж
и дом без замка и засова – и
(гроши по карманам рассованы)
ни вздоха, о друг мой, ни слова, ни
сомненья: «…и дом этот наш».

Закричал он: «Что за шутки!
Это снова город П.!»
Эти сутки были жутки
в переполненном купе,

но не стронувшемся с места,
от вокзала Сен-Лазар,
не доехавшем до Бреста,
где нас ждал другой вокзал,

а литовский ли, бретонский —
не дождется, не дождё…
к нам изнанкой повернулась
эта насыпь под дождем.

Я ли нешто в эту непогоду,
не видав извилины Байкала,
добралась впотьмах, по гололеду
от аэропорта до вокзала?

Был октябрь. Зима лежала плотно.
Руки-ноги в ДОКе 4 4 ДОК – деревообрабатывающий комбинат, где тогда работала Лариса. леденели.
Индевело желдорполотно
от начала до конца недели.

Шпалы осеняла благодать
хмурого таежного рассвета,
и под ними было не видать,
как ведут скелеты до Тайшета.

Ра́з-два-три, ра́з-два-три,
вот вам и вальс,
разные разности
резвой ногой.
Около «Сокола»
милый трамвай
с мерзлыми стеклами,
с гордой дугой.

Ра́з-два-три, ра́з-два-три,
сколько вам лет?
А нам без разницы,
хоть бы и сто.
В шкафчике спрятанный,
пляшет скелет
в чиненном, латанном
летнем пальто.

Эти ранние вставанья,
пока заперты кафе,
и со снами расставанья,
как от жизни отставанье,
отстаешь от жизни прошлой
с пол-оторванной подошвой,
с недорезанной ладошкой,
в сукровице и крове.

Пока по этой площади искать
туристский порт, автобусную пристань,
собою быть возможно перестать
на радость футуристам.

Когда согласья нету ни в друзьях,
ни в недругах и ни в застолье пьяном,
себя возможно из себя изъять
на радость будетлянам.

Мы куда-нибудь приедем,
мы куда-нибудь придем,
не к медведям, то к соседям,
не к соседям, то к себе.
Мы куда-нибудь прибудем,
перебудем, переждем,
не проснемся, так разбудим,
заиграем на трубе.

А кто это с укором
как будто прокричал:
«Оставь свое игранье
и свой покинь причал».

А это просто ворон,
по польской кличке «крук»,
зовет меня за грани
и за Полярный круг.

В ту же ре́ку, в ту же Сену,
в ту же Вислу и Неву,
в те же сени-мои-сени
не во сне, а наяву

я ступаю и ступаю
Гераклиту вопреки,
но, реки не перейдя,
отступаю, отступаю…

От тех дальневосточных азиатов,
их щелкающих фотоаппаратов,
да тоже и от этих наших русских,
их глаз прищуренных, таких же узких, —

если до горизонта страна Турстан
и некуда убегать,
уведи меня хоть в какой-то стан,
хоть за что-нибудь погибать.

На двенадцатом французском этаже
в окна смотрит небо, солнце, но не лес,
хлорофилла впечатлительной душе
не хватает: высоко залез беглец.

Уведи меня куда-нибудь туда,
где звезда краснеет только от стыда,
где забвение стоячею водой
не сомкнется над вчерашнею бедой.

Кочерыжка водокачки,
точно витязь у распутья,
а за пазухой в заначке
пирожок и в нем капуста,

чтобы съесть на поле битвы,
чтобы схавать умилённо
без воды и без поллитры
овощное теста лоно,