Белое горе, / последний поход. ⇨ В Белой армии известны первопоходники, последний поход – эвакуация с берегов Черного моря.
…приезжай в Париж, / «поэтами воспетый / от погребов до крыш». ⇨ «Ах, где ты, где ты, / Мечта моя, Париж, / Поэтами воспетый / От погребов до крыш» (русский перевод песни из американского к/ф «Три мушкетера»).
Я тебя усыновила,
ты меня удочерил,
мои синие чернила
расписал по мостовым,
мои чуждые реченья
набережными вдыхал,
веемое вдохновенье,
приставаемый причал.
Чаемый, нечаянный,
обопри гранит
о стишок случайный мой,
жар моих ланит.
18 декабря 1975 я с детьми улетела из Москвы, в эмиграцию – в Вену, откуда уже в янв. 1976 мы приехали в Париж (к которому я и обращаюсь в этих стихах).
От версты до версты
прохожу по вселенной
и столбам верстовым пришиваю хвосты
красоты необыкновенной.
«Это ты?» – Это я, но и ты
в моей памяти самозабвенной
уползаешь в кусты
с перерезанной веной.
«Это я?» – Это ты, но и я,
извлекая из небытия
и вставляя в дырявую память
облик твой, но не чтобы поправить,
а – понять, прихватив за края,
и – помять, распрямить и расплавить.
Эпиграф к книге «последние стихи того века»
С новым веком, с новым ветром
над сто первым километром,
с несбивающимся метром
скорбного листа.
Раз-два-три-четыре-пять,
вышел зайчик, и опять
норовит его распять
волк из-под куста.
Написанное уже в 2001, стихотворение опубликовано как эпиграф к предыдущей книге, откуда и получило название.
…над сто первым километром… ⇨ Со 101‐го километра от столиц и больших городов разрешалось жить бывшим заключенным.
Дети ли
лейтенанта Шмидта,
внуки ли
капитана Гранта
не заметили,
что ошибка,
что наука их
проиграла,
что стоят в болоте
их локомотивы,
ржавы и червивы,
как лохмотья плоти.
Что же вы поете
всё те же мотивы?
Расшумелись ивы
где-то на отлете.
В болоте колеса,
червивы и ржавы,
шестеренки державы,
полетевшей с откоса.
Та держава, держава,
что за горло нас держала,
да не додержала.
Ни с кого нету спроса,
ни с кого и ответа.
Что же вы поете / всё те же мотивы? / Расшумелись ивы / где-то на отлете. ⇨ Это сочинялось в эпоху споров вокруг старо-нового российского (бывшего советского) государственного гимна. «Расшумелись ивы…» – песня на мелодию марша «Прощание славянки», одного из контрпредложений в дискуссии.
«Где не протоптано, не меряно…»
Где не протоптано, не меряно
пехотою, ни пешеходом,
там в облаках перед народом
Евридиопа и Гомерика
ведут космические войны,
проводят звездные баталии.
Космопилоты «Алиталии»,
дантеобразны и спокойны,
космополиты с римским профилем,
гашетку выжмут до упора,
и от диаспоры – лишь спора.
Что проиграли мы, что про́пили,
что выиграли, что нажи́ли
путем нажима или натиска,
что зачеркнули насмерть, начисто,
а что – что в капсулу вложили?
«Паровоз, пароход, не электро…»
Паровоз, пароход, не электро-,
тень запрошлого века, а спектра —
той же древности, что Электра
(братня честь и мачехе месть).
А за ним – привидение-конка,
а под нами – тюремная шконка,
но все тот же ворованный воздух
в горле есть, и пурге не заместь.
Как она, чужою строфою
впредь и вспять ворота открою,
но не по чужому покрою,
значит, тоже как Анна, как она.
И пускай отражением в луже
(на себя я гляжу как вчуже),
но и эти ворованные строфы
переполнили меня дополна.
Паровоз, пароход, не электро-, / тень запрошлого века, а спектра – / той же древности, что Электра / (братня честь и мачехе месть). ⇨ Мне сразу указали (А.Бондарев), что Электра мстила не мачехе, а матери. Казалось бы, легко заменить: то же количество слогов, то же ударение, – не могу!
…а под нами – тюремная шконка… ⇨ Шконка – тюремная кровать (обычно на больничке).
«Через порог – не прощаться…»
Через порог – не прощаться,
на перепутье – не повстречаться,
вот оно, счастье,
чаять не больше, чем чайная чашка.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу