Ын Хигён - Тайна и ложь

А возмущенная семья Чон выяснила правду, восстановила свое доброе имя и, более того, неожиданно стала обсуждать вопрос о публикации истории рода и написании документа, подтверждающего социальный статус семьи. Но Чон Икчжун как бедный и честный ученый-конфуцианец, который не преследует справедливость, был слабее семьи Чхве в то время и не мог иметь в доме литератора, способного взяться за такую работу. Как слышал Чон Сониль, с тех пор больше никто не видел улыбки на лице прадеда Чон Икчжуна, который через несколько лет заболел и умер. Дед и отец Чон Сониля должны были испытать много трудностей, стараясь быстрее избавиться от полученного в наследство от Чон Икчжуна так называемого положения бедных и честных. Время, когда появились достаток и возможность вернуть семье Чхве долг, наступило при Чон Сониле.

Чон Сониль страдал из-за того, что в свой век не может, наконец, покончить с этим делом. Он доживал последние годы жизни в надежде на взросление Ёнчжуна, но в результате навеки закрыл глаза, не сумев даже осуществить мечту о том, чтобы подержать в руках собственное собрание сочинений с послесловием к нему, написанным потомками. Среди членов музыкально-культурного товарищества, которые вместе с Чон Сонилем занимались пхунню, был некий конфуцианец, который пригласил мастера игры на национальном струнном инструменте комунго, помог ему обустроиться, чтобы его сын начал изучать пхунню. Вот такой была атмосфера в К. Но Чон Сониль желал большего. Он надеялся, что литературный талант, переданный прадедом, проявится в его потомках, и они достигнут мастерства как в сочинительстве, так и в трактовке древних трудов. Кроме того, Чон Сониль надеялся, что его внуки выучатся и станут чиновниками самого высокого ранга, и тогда можно будет победить семью Чхве, для которой материальная составляющая была важней моральных правил. Но со временем он сам осознал, что это желание привело лишь к преждевременной смерти старшего сына, Чеука. После его кончины второму сыну, Хёнуку, ставшему старшим сыном в роду, Чон Сониль не оставил никаких своих посмертных наставлений, только дом и поле. А то, что получил младший сын, Чонук, так это лишь старый барабан бук и палочки к нему.

Чон Сониль не очень одобрял умение старшей внучки Мёнсон танцевать. В ее живых и плавных движениях не было закрытости и сдержанности, что отличало танцующих женщин городка К. Мёнсон не училась где-то специально, но в танце она была похожа на мать, городскую женщину, и это не доставляло большого удовольствия Чон Сонилю. Девочка всегда представляла свою школу на конкурсах, выступая с сольным танцем, и чаще всего приезжала с наградой. Побывала Мёнсон и на большом конкурсе в административном центре провинции, где попалась на глаза танцовщице, члену жюри, которая посоветовала ей поступать в детскую танцевальную группу «Литл». На сцене Мёнсон превращалась в чаровницу, притягивая взоры всех зрителей, но когда спускалась со сцены, становилась другой. Необычайно застенчивая и настороженная по отношению к чужим, она не могла даже представить, что когда-нибудь расстанется с единственным на свете защитником — дедушкой. Всегда с опущенными глазами, осторожно и в то же время грациозно ступающая с таким видом, будто ее ничего не интересует, тихо идущая Мёнсон останавливалась, и в уголках ее губ распускалась улыбка лишь в те мгновения, когда она смотрела на дедушку. И на Ёнчжуна. Во всем ее облике определенно присутствовало что-то, не свойственное другим женщинам городка К.

Большинство женщин К. отличались громкими голосами и великодушием. Они были активней мужчин, и жизнь воспринимали такой, какой она есть на самом деле. Эти женщины не были сильны физически, поэтому от них исходило много очарования, и во всех делах, насколько хватало их желания, они показывали себя мастерицами. Понятливые, с сильными пальцами, они и готовили хорошо, и модниц среди них находилось немало. Они только усмехались в ответ на высказывания «Мужчины с юга, женщины с севера» [33] Принято считать, что на юге Кореи больше красивых мужчин, а на севере — красивых женщин. или «В городе Т. женщины едят много яблок, поэтому там много красавиц». Среди женщин городка К. худшей репутацией пользовались те, к кому относились слова «легкомысленная» или «ветреная», нежели «недогадливая» и «тупая». Парней для создания парочек всегда не хватало, поэтому они сами собирались в компании и гуляли. А еще женщинам К. нравилось делиться на группы. Но Мёнсон не присоединялась к ним. Всегда одна, немногословная, с большими кроткими глазами, по которым нельзя было узнать, о чем она думает, кроме тех минут, когда она танцевала. Каждый раз, слыша слабый тонкий голосок Мёнсон, жена старшего дяди подавала свой колючий, как шипы, голос: «Женщины, говорящие не ртом, а горлом, должны быть кокетками и себе на уме». Для тетки не могла быть плохой весть о том, что в поселок приехала музыкант, исполнительница классической народной музыки, несколько раз выдвигавшаяся в кандидаты на звание «Живое культурное достояние». Городок К. был ее родиной, поэтому она приехала с целью найти талантливых девочек и воспитать их для продолжения своего дела.