Матти Фридман - Кодекс Алеппо

Бенайау был человеком, ответственным за сохранность «Короны Алеппо» с момента ее поступления в институт в 1958 году и до своего ухода через двадцать лет.

Нетрудно понять, почему Институт Бен-Цви отчаянно старался не поднимать шума и почему он делает это и сегодня. Это могло бы навлечь на него бурю, ибо подняло бы вопрос о таинственном исчезновении значительной части его коллекции. Институтский архив, как мы видели, не содержит сведений о том, сколько листов было в «Короне», когда она поступила.

Когда я послал список своих вопросов Моше Ниссиму, брату Бенайау, бывшему члену правительства и известному тель-авивскому адвокату, я ожидал, что получу грозную юридически грамотную отповедь, а то и вовсе ничего. Однако я получил гневное письмо на пяти страницах в защиту Бенайау. Все обвинения в адрес его брата были «низким поклепом» и «подлым наветом», как писал Ниссим. «Мне трудно понять, как вы сами не сознаете этого и как можете меня об этом спрашивать», – возмущался Моше.

Бенайау не мог взять себе листы из «Короны», потому что ни один из них не пропал после того, как манускрипт прибыл в Израиль, писал Ниссим. Он, видимо, провел расследование перед тем, как мне написать, потому что в качестве доказательства отослал меня к статье Бен-Цви 1958 года и к определенным страницам из книги Шамоша, которая, как он мне сообщал, «содержит важную информацию, подкрепленную вескими доказательствами».

Мои вопросы, считал он, «дурно пахнут», но тем не менее он решил мне ответить в надежде, что мною руководило искреннее заблуждение, а не «низменные помыслы», а также «для защиты чести покойного брата, который не может сам дать отпор участникам гнусной интриги, сговорившимся воспользоваться его отсутствием». Он приложил к письму документы, доказывающие, что конфликт в институте закончился добровольным уходом его брата с занимаемого поста, назвал тех, кто бросает в его адрес обвинения, «людьми вероломными» и выдвинул предположение, что обвинители Бенайау пытаются прикрыть других, действительно причастных к краже манускрипта, а то и сами связаны с кражей книг. «Почему они за сорок лет не обратились в юридические инстанции и не подали жалобу?» – задавал он справедливый вопрос.

Сотрудники института, как правило, отрицают возможность какой-либо связи между пропавшими книгами и пропавшими листами «Кодекса». Во время нашей беседы Цамерет настаивал на том, что листы «Короны» пропали до того, как манускрипт попал в институт, иными словами, никто в институте не несет ответственности за их исчезновение. Мое расследование не нашло никаких доказательств справедливости подобного утверждения, и, значит, мы остаемся со следующими фактами: в конце января 1958 года, перед тем как было зафиксировано отсутствие какой-либо существенной части манускрипта, «Корона Алеппо» попала в библиотеку, где книги хранились без должной степени строгости. В марте стало известно, что пропало двести листов.

В течение десятилетий исследователи Института Бен-Цви говорили о том, что они всюду разыскивают пропавшие листы. Они искали в старом Алеппо и в Бруклине, в Сан-Паулу и в Рио-де-Жанейро. Они просили швейцарского экстрасенса поработать с картами Южного Ливана. Они глядели всюду, только в зеркало взглянуть позабыли.

– Я родилась в 1936 году в Алеппо, – сказала мне дочь смотрителя синагоги. – Вы не против, если я закурю? – Она сделала затяжку. – Там в синагоге – две двери, – она говорила о своем детстве, и глаза ее были устремлены в какую-то точку. – Одна дверь огромная, засов вот такой, – она раздвинула руки на метр, – а ключ такой, – она показала на руку от локтя до кончиков пальцев. – Но мы входили через маленькую дверь.

Я даже не могу описать вам эту атмосферу. Что-то навевало на тебя чувство покоя, небесной красоты, которую невозможно… – голос ее сорвался. Забытая сигарета тлела на краю пепельницы. – Невозможно описать, как это было прекрасно. Вышитые золотом благословения, хрустальные и серебряные подсвечники… – Она закрыла глаза. – Поднимаешься на три ступеньки, потом спускаешся на две и попадаешь в темноту, и вот вы в пещере, где хранится сейф.

Мы сидели в ее квартирке, в видавшем виды доме к югу от Тель-Авива. Дочери синагогального смотрителя было семьдесят четыре года. Больше шестидесяти лет она не видела места, где родилась, но говорила о нем так, будто все это еще существует. Они с сестрами и братьями жили дома. Отец обслуживал синагогу. Великая книга была там, внутри, в том самом месте, где в целости и сохранности находилась шесть столетий.