Матти Фридман - Кодекс Алеппо

По словам Гросса, рынок определяет небольшое число богатых коллекционеров, примерно пятьдесят. Внутри этой группы имеется элита, десяток людей, достаточно состоятельных, чтобы купить любую приглянувшуюся им книгу, цена значения не имеет. Один из них – Шломо Муссаев.

Муссаев родился в бедном иерусалимском квартале, заселенном выходцами из Бухары. Крайне религиозный отец выгнал непокорного подростка из дома. В начале Второй мировой войны Шломо вступил в британскую армию, воевал с Роммелем в Северной Африке, в 1942 году, когда англичане потерпели поражение под Тобруком, успел спастись верхом на верблюде и в конце концов вернулся в Палестину, где во время Войны за независимость участвовал в неудачной попытке евреев изгнать Арабский легион из Старого города Иерусалима. Затем он год провел в иорданском лагере для пленных. Отец Муссаева любил коллекционировать старые книги, и сын перенял у него эту традицию и, разбогатев на ювелирном бизнесе, стал собирать манускрипты и антиквариат. В шестидесятые годы, превратившись из состоятельного человека в баснословного богача, он уехал из Израиля в Лондон.

Предположение о том, что Муссаев каким-то образом связан с историей «Короны», возникло в ходе той же телевизионной передачи, которая создавалась при участии Рафи Саттона. Другой член съемочной группы, бывший полицейский детектив, действуя по наводке одного мелкого антиквара, проинтервьюировал Муссаева в его лондонской квартире.

Несколько лет назад во время Иерусалимской книжной ярмарки, рассказал коллекционер, к нему подошли два ультраортодоксальных еврея и сказали, что хотели бы показать ему кое-что из принесенного ими с собой в чемодане. Ничего необычного в этом не было: на каждом аукционе и ярмарке, пока на нижнем этаже идут официальные переговоры, наверху, за закрытой дверью с вывеской «ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ» заключают тайные сделки. И эти сделки зачастую более прибыльны и неожиданны, что неудивительно.

В чемодане, сказал детективу Муссаев, лежала стопка пергаментных листов, на каждом листе – три колонки древнееврейского текста. Строчки не прерывались в точности перед полем, а заканчивались с последним словом. Именно такой была манера письма Бен-Буяа, и все описание наталкивало на мысль о «Короне Алеппо». Более существенных деталей Муссаев не привел. В заключение детектив сказал перед камерой, что коллекционер его заверил, будто он эти листы не купил, хотя самого Муссаева на экране не было. Этим информация исчерпывалась. В прошлом ходили непроверенные слухи по поводу частей «Короны», которые Муссаев то ли приобрел, то ли нет.

Я слышал, что Муссаев болен, но пребывает в здравом уме и делит свой досуг между лондонской квартирой и пятизвездочным отелем в Герцлии, городе к северу от Тель-Авива. Один знакомый, не так давно побывавший в его номере, рассказал мне, что видел, как Муссаев взглянул на предлагаемый ему бриллиант, быстро его оценил и по телефону дал распоряжение банку перевести миллион долларов. Коллекционер, как известно, был хитер и умен, но я надеялся, что к старости он стал откровенней.

Я нашел номер его телефона, позвонил в надежде поговорить с его секретарем или помощником и был поражен, когда услышал в трубке его собственный голос. Я объяснил причину своего звонка.

К этому времени я уже привык к людям, не желающим вступать в разговоры, и ждал, что он тотчас положит трубку. Наступило молчание.

– Приходите в пять вечера, – сказал он и отключился.

Пять вечера значило через три часа.

Когда я позвонил в его номер и увидел старого коллекционера в окружении его сокровищ, он был не один, там же находились женщина в черном и грузный мужчина с хвостиком на голове, которые встретили меня недружелюбными взглядами. Чем-то я им помешал. Коллекционер был погружен в какие-то дела, в номере царила мрачная атмосфера. Я напомнил, что приехал поговорить о «Короне Алеппо». Он посмотрел на меня подозрительно.

– Вы из Алеппо? – спросил он.

– Нет, – ответил я, – я ашкеназ, европейский еврей.

Он промолчал, и я почувствовал, что он ждет, когда я уйду. Я так и сделал и вернулся на следующий день без предварительной договоренности, проделав двухчасовой путь из Иерусалима. Когда я позвонил в дверь, тот же гнусавый голос, что и вчера, спросил через динамик:

– Кто?

Я снова представился.

– Это по поводу «Короны Алеппо», – сказал я.

– Я плохо себя чувствую, – сказал он после паузы и отключился.