Матти Фридман - Кодекс Алеппо

– Таких и сегодня полно в Америке, можете там купить.

– Но ведь это, наверно, стоит многие тысячи долларов! – воскликнул я. Он снова пожал плечами.

– А уж это как получится.

Зазвонил телефон, и он поговорил по-арабски, сказал на прощанье «Да пребудет с тобой Аллах», а потом пожаловался, что друзья из стран Персидского залива становятся все более религиозными. Ему даже пришлось приобрести молитвенный коврик для своего выставочного ювелирного зала в Лондоне. Сегодня все совсем не так, как было в вольные семидесятые, заметил он, зато у большинства его богатых клиентов по нескольку жен. Для ювелирного бизнеса это большая удача.

– «Корона», – напомнил я.

– Как вы не понимаете, – сказал он, – не обо всем можно говорить.

Увидев, что у него нет желания продолжать, я сказал, что пишу книгу, в которой надеюсь рассказать об истории «Короны».

– История «Короны» не закончилась, это только начало, – заметил он и посмотрел на меня с подозрением. – Откуда вам так много о ней известно?

– Я посвятил этому много месяцев, – ответил я.

Он хмыкнул.

– А нужны годы.

И он заговорил.

Муссаев стоял в вестибюле «Хилтона» в Иерусалиме, куда он прилетел из Лондона со своей дочерью Тамми, ей тогда было около двадцати, и она закончила лондонскую частную школу. Было это в середине восьмидесятых, возможно, летом 1985 года [37]. К ним подошли два ультраортодоксальных еврея в традиционных черных кафтанах. Одного из них, толстяка с длинной бородой и пейсами, коллекционер и его дочь хорошо знали: это был Хаим Шнеебальг, известный торговец редкими еврейскими манускриптами.

Коллекционеры еврейских книг пользуются услугами нескольких десятков торговцев, как правило ультраортодоксальных евреев, которые накапливали знания, годами изучая древние тексты. Эти люди путешествуют по миру со своим бесценным товаром – трудом по мистицизму, старинной Библией или молитвенником, изданным в Венеции в XVI веке, – и все это не в специальном, пуленепробиваемом чемоданчике, прикрепленном цепочкой к запястью, а в потертой хозяйственной сумке, куда впору положить сверток с завтраком. Это делается, чтобы не вызывать ненужного любопытства. Шнеебальг, считавшийся одним из самых знающих торговцев такими раритетами, был известен тем, что маленькие по размеру книжки засовывал в свои белые гольфы.

В юности Шнеебальг был последователем хасидского ребе из Вижниц и изучил немало трудов из его библиотеки. Впоследствии он покинул это движение как чересчур умеренное и присоединился к сатмарскому хасидизму, общине, которая осела в основном в Вильямсбурге, в Бруклине. Шнеебальг, как о нем писали, был человеком «добросердечным, отзывчивым и милосердным, который накормит голодного и поможет невесте с женихом свадьбу сыграть. Говорил он всегда громко и отличался неуемной энергией». Коллекционер Уильям Гросс вспоминает, что этот торговец всегда появлялся в его квартире между двенадцатью и часом ночи. На тот период Шнеебальг сотрудничал с одним израильтянином, жившим в Вене, который одновременно промышлял бизнесом публичных домов и игорных автоматов. Что касается книжной торговли, то этот израильтянин вкладывал деньги, а Шнеебальг – знания. Выручку они делили пополам.

Про Шнеебальга говорили, что у него фотографическая память, которая позволяет ему, взглянув на манускрипт, тут же сказать, кто был писцом. В мире торговли редкими книгами, где за товар расплачиваются наличными, подальше от любопытных глаз и налоговых инспекторов, решающим фактором является доверие. Этому хасиду доверяли. Торговал он действительно книгами редкими и ценными, а также, по словам двух известных коллекционеров, с которыми я разговаривал, книгами неясного происхождения. Когда у него появлялось нечто стоящее, он обходил коллекционеров, вынимал книгу из своей хозяйственной сумки и, если сделка удавалась, оставлял ее, а если нет, возвращал в сумку и исчезал в ночи.

Когда в иерусалимском «Хилтоне» они подошли к Муссаеву и его дочери, у Шнеебальга и его партнера была сумка, как будто бы плетенная из соломы, – так сказала мне Тамми, когда я беседовал с ней в Израиле, в гостиничных апартаментах ее отца.

– Шломо, идите сюда, у нас для вас кое-что есть, – сказал партнер Шнеебальга, как вспоминал старый Муссаев.

– И что же у вас есть? – спросил Муссаев.

– Не говорите громко, – сказал хасид. – Мы знаем, что молчать вы умеете.

Они вчетвером поднялись в номер, где торговец открыл сумку. Внутри была стопка пергментных листов. Тамми, стоявшая в сторонке, услышала, как Шнеебальг произнес: «Корона Алеппо». Ей помнится, что на отца это произвело впечатление.