Матти Фридман - Кодекс Алеппо

Я попытался выиграть время, объяснил, что статья об этом манискрипте, которую я написал для «Ассошиэйтед пресс», появилась в сотнях газет. Я решил, что это может его впечатлить.

– Пришлите мне статью и вашу контактную информацию, и по возвращении в Израиль мы вас пригласим, если я найду, что статья того стоит. Пришлите статью. И спасибо, – сказал помощник.

– Да и есть ли тут о чем еще писать, – сказал Муссаев.

Видимо, он имел в виду, что писать как раз есть о чем.

– Конечно же есть, – сказал я, уверенный, что именно это он и хотел мне сказать.

– Ну так что, хотите посмотреть на этот фрагмент? – снова спросил он.

– Да, если ваш помощник… мне бы хотелось… – запинаясь, пробормотал я, делая вид, что не так уж это важно.

Помощник снова вмешался:

– Шломо, давайте отложим… он пришлет нам свою статью…

– Покажи ему этот фрагмент, – твердо сказал коллекционер отнюдь не старческим голосом. – Пусть порадуется. А то получится, что зря приходил.

Помощник встал и с недовольным видом подошел к шкафу в углу комнаты.

– Хочет командовать, – доверительно сказал мне коллекционер.

– Шломо! – запротестовал помощник. Коллекционер рассмеялся.

– Подойдите, увидите кое-что интересное, – сказал он, когда помощник вернулся к столу, осторожно держа за уголки кусочек пергамента, с обеих сторон обкромсанный. Размером он был с небольшую брошюру: как сказал Муссаев чуть раньше, «алеппские евреи вырезали листы рукописи и вкладывали их в молитвенники, на счастье». На пергаменте я увидел две колонки текста и начало третьей. Это был верхний правый угол листа с пометками на полях, сделанными крошечными буквами. На гладкой, внутренней стороне почти все буквы отслоились, остались лишь отдельные знаки для обозначения гласных. А на более жесткой стороне, где когда-то росла шерсть, текст был в превосходном состоянии. Прежде чем помощник успел унести и спрятать пергамент, я умудрился прочесть и запомнить следующее предложение:

Старались также волхвы чарами своими произвести мошек… [36]

Когда весь Египет наполнился мошками (третья казнь), волхвы фараона попытались, применив свои чары, тоже произвести мошек, но не смогли: это был отрывок из Исхода. Этот плод многовековых научных изысканий и тысячелетного хранения был изрезан на кусочки и превращен в безделку для богача, в забаву для гостей.

Я теперь мог причислить себя к горстке живущих на земле людей, которым довелось увидеть один из пропавших кусочков «Короны».

После этого Муссаев, похоже, потерял ко мне интерес, и я ушел с тяжестью в душе, но и с некоторым чувством облегчения оттого, что покинул эти апартаменты.

В течение всей недели после этой встречи я мысленно прокручивал детали разговора с коллекционером. Хотя я узнал больше того, на что надеялся, мне необходимо было выяснить, где Муссаев приобрел этот фрагмент. Я хотел узнать все о попытке продажи «Короны» в «Хилтоне» и, главное, кто были те два продавца, чтобы я мог их разыскать и проследить, откуда взялись эти листы. Следовало также выяснить, почему Муссаев не купил эти листы – а впрочем, может, и купил. Тем временем Муссаев, которому было восемьдесят семь лет, вернулся в Лондон. Много информации о «Короне» уже было потеряно навсегда, и мысль о том, что вот-вот еще что-то будет навеки утрачено, казалась невыносимой. Может быть, перемена декораций поможет мне извлечь из него побольше сведений? Я заказал билет до Лондона.

Светящийся циферблат на гостиничных часах уверял, что сейчас семь утра, хотя солнца из окна видно не было. Моросил мелкий дождь, в сумеречном свете люди под зонтами брели к метро «Белсайз-парк».

К тому времени, как я добрался до Гросвенор-сквера, небо очистилось и просветлело. Напротив американского посольства стоял на своем пьедестале Дуайт Эйзенхауэр, устремив бронзовый взгляд на зеленый прямоугольник, окруженный изысканнейшими и дорогущими образцами недвижимости. Иной лифт, иная дверь и за ней иная гостиная с картиной в золоченой раме – вид Иерусалима XIX века, – но глаза все те же, голубые и водянистые. Муссаев сидел в белом купальном халате. Он окинул меня взглядом, потом вышел и вернулся в брюках и рубашке с розовыми подтяжками. Он уселся в кресло, и в каждое его ухо был вставлен слуховой аппарат. Я устроился напротив, на диване.

После краткой пустой беседы я напомнил ему про фрагмент из «Короны», который он мне показал в Иерусалиме, и спросил, есть ли у него еще что-то подобное. Нет, только этот. Он купил его из третьих рук в Штатах, сказал он, дав понять, что это была рядовая сделка. Когда я спросил о цене, он пожал плечами: