Андре Камински - В будущем году — в Иерусалиме

— Очень неохотно покидаю я эту комнатку, пан Камински. Для меня она была чем-то вроде убежища.

— Со мной у вас не будет никаких проблем, пани Янко, — в тон ей ответил Хершеле, — целыми днями я в университете, остальное время провожу с моими товарищами.

— Я сдаю эту комнатку потому лишь, что нахожусь в затруднительном положении. Мне нелегко решиться на это, но вы симпатичны мне…

— Я скопил немного денег, — сказал студент, по-мальчишески улыбнувшись, — и могу помочь вам…

— Благодарю вас сердечно, — ответила Яна, покраснев, — мне будет достаточно, если вы регулярно будете вносить плату за проживание.

— У вас материальные затруднения, сказали вы?

— На карту поставлена моя честь… Но я надеюсь как-нибудь выкрутиться.

— Я заплачу вам вперед. За двенадцать месяцев — согласны? Пожалуйста, не отказывайтесь!

Он протянул Яне связку банкнот. Она взглянула на нее с испугом, глаза ее сделались влажными.

— Дела наши не всегда были так плохи, как сейчас, — сказала она чуть слышно и потупилась. — Что ищете вы у нас? — спросила она неожиданно для него и себя самой. — Этот дом отвратительный и холодный. Почему вы хотите остановиться непременно у нас? Видно ведь, в какой среде вы вращались. Здесь не самое подходящие место для вас. Мне так неудобно…

— Я буду жить здесь, pani Janeczko [12] Госпожа Янечка — нежное обращение к девушке. . По разным причинам. Например, ради ваших глаз.

— Моих?

— У нас глаза отверженных. В наших сердцах полыхают ярость и нежность. Мы — племя одержимых. Поэтому мы узнаем друг друга. Всюду. Даже в темноте. В нашем голосе звучит страстный призыв, в наших душах — полыхает пламя…

— Как необыкновенно вы говорите, panie Камински! Вы занимаетесь алхимией с помощью покоряющих душу слов. Подобно миссионеру, который старается улучшить наш мир.

— Разве это предосудительно?

— Мне хотелось бы знать, к какому берегу направляете вы ваш челн. Какие ставите цели…

Хершеле хитро улыбнулся:

— Я хочу оплатить аренду этой комнаты. Причем, как было сказано, за двенадцать месяцев вперед.

— Не получится, — коротко возразила Яна.

— Получится, — настаивал Хершеле, — у меня и не такое получалось.

— Во-первых, вы не знаете, соглашусь ли я сдать вам комнату…

— И во-вторых?

— Какую плату я потребую.

— Все это я знаю, госпожа Яна. Я умею читать по глазам.

— Ну, попытайтесь! — кокетливо заявила Яна.

— Вы действительно хотите убедиться в этом?

— Разумеется!

— Видно, и вам приходится набрасывать на лицо маску. Как и дочери вашей…

— Ваше утверждение необоснованно.

— Вы прибегаете к той же алхимии, что и я.

— Откуда вам это знать?

— Опять же, ваши глаза говорят об этом. Это алхимия с помощью зрачков. Я вижу, вы обе в этом мастерицы — обе!

Едва Хершеле произнес эти слова, Яна стянула с шеи цепочку с амулетом, полученным от Дашинского в качестве залога. Она раскрыла его. На пурпурно красной подложке сверкало золотое солнце.

— Хорошо, что мы с вами встретились, господин Камински, — сказала она серьезно, — случайности — это звездные метеориты, которые падают с неба.

Он стоял перед ней, тот самый полубог. Облако в штанах, нежданно-негаданно повисшее в их доме и осыпавшее его весь хрустальной пылью из искрящихся глаз.

Хершеле взял ее руку и нежно поцеловал.

— Я прошу вас об осторожности и конспирации, товарищ Розенбах. Меня преследуют. — Он выложил на умывальник пакет с деньгами. — Здесь шестьсот крон.

Не говоря больше ни слова, он направился к двери. У самого выхода остановился и обернулся:

— Вы еще не сказали мне, сдаете ли вы мне комнату и на какой срок. Я буду жить здесь. Нравится это вам или нет.

Последний день 1913 года выдался на редкость отвратительным. Ледяной восточный ветер продувал улицы вдоль и поперек. Часть старого Дуная покрылась льдом, и это не предвещало ничего хорошего. Сотни тысяч венцев готовились к проводам старого года. Никто не думал, что мир стоит на пороге, по сути, нового летоисчисления. Знал бы кто-нибудь, что несет наступающий год и какие времена грядут вскоре, он постарался бы зарубками в собственной памяти запечатлеть каждое мгновенье того рокового дня, 31 декабря 1913 года.

Люди, однако, ничего не подозревали, и по обыкновению, в семьях, посвятили все послеобеденное время тому, чтобы выжать из последних минут уходящего года как можно больше наслаждений. Особенно этим были озабочены женщины, которые рылись в шкафах и сундуках, извлекая на свет всякого рода забавный новогодний реквизит.