Франтишек Ставинога - Солнечный день

— Топай сюда, штейгер, — сказал он мне, повстречав в кантине. — Ты один можешь мне помочь.

Знака вопроса в конце фразы не было. Она прозвучала так, будто все штейгеры и общественники, какие только имелись на Болденке, а среди них, естественно, и я, с самого утра только и делают, что, дрожа от нетерпения, ждут случая совершить что-нибудь эдакое для Ирки Берната.

Впрочем, сам он ни для кого ничего никогда не делал.

— Ну, что там у тебя? — спросил я без энтузиазма. Ирку Берната я не очень жаловал. А если точнее, то относился к нему с брезгливостью.

Ирка Бернат неспешно поднялся, церемонно подошел к буфетчице, взвешивающей колбасу, и попросил у нее кусок чистой бумаги. Возвращаясь, он не менее церемонно бумагу смял и тщательно вытер следы пива на моем столе. Окончив действо, Ирка достал из кармана аккуратно сложенную страничку с объявлениями из газеты «Лидова демокрация» [23] «Лидова демокрация» — центральный орган чешской народной партии. , разложил ее на столе и ткнул пальцем в обведенное красным карандашом брачное объявление:

УЧИТЕЛЬНИЦА 33-х ЛЕТ, РОСТ 167, ХОЧЕТ ПОЗНАКОМИТЬСЯ С МУЖЧИНОЙ, КОТОРЫЙ СТАЛ БЫ ДЛЯ НЕЕ ОПОРОЙ НА ЖИЗНЕННОМ ПУТИ ПОСЛЕ СМЕРТИ ЕЕ ДОЛГО И ТЯЖЕЛО БОЛЕВШЕЙ МАТЕРИ.

ПАРОЛЬ «ДОВЕРИЕ»

— Ирка, не идиотничай, — сказал я без тени смущения. — Кому ты собираешься стать опорой и кому ты хочешь внушить к себе доверие? И вообще, при чем тут я?

— Штейгер… — продолжал Ирка своим липучим тоном. Цыган Ройко Боды и тот мог бы поучиться у него, как надо клянчить. — Штейгер, ты напишешь ей ответ. Да, ответ напишешь ты!

— Ошибочка вышла! — отрезал я. — Ничего такого я писать не стану. Что же это получается? Ты сам не можешь изобразить эту чепуховину?

— Это не чепуховина. Это жизненно важный шаг, — ответил Ирка Бернат с таким напускным пылом, что у меня возникло непреодолимое желание съездить ему по физиономии. Я забрал свое пиво и сел за другой стол.

Жизненно важных шагов Ирка Бернат сделал уже столько, что ими можно было измерить экватор. Ирка Бернат был негодяй из негодяев. В том, что на нашей шахте появилась поговорка «На Болденке худо-бедно прокормится любой», была его немалая заслуга. Что касается Ирки Берната, то поговорка не совсем отвечала действительности: Ирку Берната Болденка кормила хорошо. Он ничего не умел и не желал ничего уметь. Ему нельзя было доверить даже самой простой работы. Во всяком случае, самостоятельной. Штейгеры с отвращением спихивали его один другому, как спихивают дохлую мышь. О его тупости, лености и наглости ходили легенды. Он сменил множество профессий. Работая у насосов, уснул сном праведника и дрых так крепко, что чуть не затопил получастка. Поставленный к клети, он, не проверив запоров, упустил скип с незакрытым люком, тот вырвал несколько направляющих и погубил работу полутора смен; в результате — всеобщее негодование, а к концу месяца — штурмовщина. И вот Ирку Берната перевели на мой участок. В соответствии с его репутацией я определил его дежурным на пересыпке угля — где обычно работают пенсионеры с пониженной трудоспособностью. Ирка Бернат остановил нижнюю ленту и в ту же минуту уснул. Верхняя лента засыпала его углем до самых плеч, и он едва не задохнулся. В конце концов его стали ставить вторым там, где нужны были двое. Посыпались жалобы, люди способные и сознательные стали уходить с карьера. Их доводы были обоснованны: за тунеядца и захребетника Ирку Берната вкалывать не желаем! А Ирка Бернат все оставался и душил всех нас, как когда-то королевских подданных душила «железная корова» [24] «Железная корова» — орудие пытки в Средневековье. .

Короче говоря, Ирка Бернат был та еще находочка и ценный подарочек к именинам. Такие словечки отпускали в его адрес шахтеры.

Ирка Бернат — случай чертовски трудный. Многие считали, что он далеко не такой дурак, какого из себя строит. Бернат обостренным чутьем тунеядца угадывал, где и в чем его выгода, и умел мгновенно, находчиво и достаточно тонко отреагировать, когда, по его мнению, ему чинили кривду. А такое случалось, с его точки зрения, почти всегда. Он умел подсчитать, сколько ему следовало получить в зарплату, и горе, если недоставало хотя бы одной кроны.

Но самой яркой чертой в характере Ирки Берната была зависть. Завидовал он всем и каждому, от директора Болденки до последнего смазчика. Ничего, мол, не делают, а живут припеваючи. Это являлось для Ирки главной целью. У него была навязчивая идея, будто сам он работает больше, чем ему положено и чем кажется окружающим. Тут я снова сошлюсь на шахтеров, вот их краткая оценка: «Ирка Бернат позавидует, даже если у тебя обнаружат рак». И это не преувеличение. Действительно, Ирка Бернат несколько раз при мне заводил разговор насчет некоторых больных, которые ничего не делают, и живут припеваючи, и вокруг них танцуют медики, а он, лично он, должен вкалывать и платить взносы за страховку. Даже когда здоров.