Франтишек Ставинога - Солнечный день

Болденскую ячейку выдал некий Голуб, бывший горняк из Пршибрамска.

Один из шахтеров-нелегалов, привыкший под землей к извечному чувству локтя и шахтерского братства, как-то в разговоре заметил, что в Новой Европе даже на шахтерское товарищество надежды нет. Как это было и что случилось потом, уже никто и никогда в точности не узнает. Голуба после войны повесили. Прежде чем испустить дух, он признался, что болденскую ячейку выследил, не зная ничего определенного, просто шестым чувством врожденного шпика.

О готовящейся акции гестапо болденские товарищи узнали слишком поздно. Чермак постучался в окно казенной квартиры Ондржея, когда машина с четырьмя гестаповцами уже сворачивала к шахтерскому поселку Габешовне.

Трое гестаповцев с пистолетами в руках ворвались в крохотную кухоньку. Один скомандовал:

— Хальт! Руки вверх, стать лицом к стене. Только без глупостей! Мы стреляем без промаха, и делаем это охотно!

Эта реплика была вызвана недобрым взглядом Ондржея, брошенным исподлобья.

Фашисты предполагали, что схватят шахтера, отощавшего от тяжкого труда и скудного военного пайка, а встретились сразу с двумя, один из которых был могуч, как гладиатор.

Гестаповцы вытащили перепуганную, ничего не понимающую Йозефку из постели и перевернули вверх дном скромную квартирку. Пнули пару раз заспанного Пепика, попавшегося в этой суматохе им под руку.

Ондржею и Чермаку надели наручники. Ондржей мрачно разглядывал свои кулаки, он был похож на балаганного силача.

Гестаповцы приказали им выходить.

Стояла морозная январская ночь.

Около гестаповской машины возился замерзший шофер. Он тщетно пытался завести заглохший и застывший мотор.

Гестаповец, тот, что был повыше и потолще, раздраженно оттолкнул его и попытался сделать это сам.

Мотор раза два простуженно чихнул и умолк.

Потом поочередно сменили друг друга еще двое, шофер старался помочь им из кабины стартером, но безуспешно.

За дело снова взялся шофер, но после нескольких безуспешных попыток истерически взвизгнул и стал дуть на обмороженные пальцы.

Толстый гестаповец наблюдал за ним со все возрастающим раздражением.

— Ты что, скотина, воображаешь, что мы тут до утра мерзнуть будем? — рявкнул он в конце концов, вплотную подступив к посиневшему от стужи шоферу.

Тот лишь беспомощно пожал плечами.

— Я могу помочь господам, если, конечно… — неожиданно покорным тоном вдруг произнес Ондржей.

— Ты? — удивился толстяк. Но, окинув взглядом Ондржея, который в своем коротком зимнем пальто казался еще внушительнее, утвердительно кивнул головой.

Ондржей протянул свои скованные руки.

— Постой! — сказал гестаповец поменьше ростом. — Лучше с ним не связываться, опасно!

— Не дури, — просипел тот, повыше, — не замерзать же нам здесь. — И он достал свой пистолет. — Снимай с него это!

Ондржей и в мыслях не держал такого: заводить господам машину, не питал он иллюзий и относительно того, что ждет его в гестаповском застенке. Для него это была последняя возможность употребить с пользой силу своих могучих рук.

Он вырвал ручку из рыла машины и, не разгибаясь, саданул ею по роже вооруженного гестаповца.

Изогнутая ручка была не самым подходящим оружием. Ондржей не удержал ее в руках. Второму гестаповцу досталось по физии просто кулаком. Ондржей разукрасил ему фото, как когда-то своему хозяину пекарю. Но это был уже не юнец, взбешенный тем, что его грубо разбудили. И врагом его был не пекарь. Ондржей бил, чтобы убить.

Третий гестаповец, опомнившись наконец от оцепенения, разрядил в широкую грудь Ондржея всю обойму своего пистолета.

Вот как погиб мой дядя Ондржей, брат моего отца, кузнец, шахтер-забойщик, цирковой борец, подпольщик, коммунист.

Таков конец легенды о шахтерском Геркулесе, не слишком отличающейся от преданий об античных греках. Конец легенды о его прекрасной жизни и героической смерти.

Согласно учебным пособиям и словарям, легенда — это предание о жизни священных особ, а иногда, утверждают они, это похоже на вымысел, выдумку, потому что кажется нам невероятным и невозможным…

Вторая мировая война дала слову «легенда» и другое значение, не отмеченное словарями. Но самое главное — в наших новых легендах нет никакой надобности что-то придумывать.

Я только что вернулся со смены и разогревал себе на газовой плите обед, когда задребезжал дверной звонок.